Огромный по площади сосновый бор находился на северной окраине города и являлся излюбленным местом прогулок для жителей Лесовска. Сюда же вечерами для занятий спортом стекались приверженцы здорового образа жизни. Бор был буквально испещрён десятками троп, которые вились змеями и уходили куда-то в неведомые дали. Одни из них были едва заметны, другие прекрасно видны и хорошо утоптаны тысячами ног, а ширина некоторых позволяла проехать автомобилю. Серафима частенько приходила сюда погулять с друзьями, но так ни разу и не прошла по какой-нибудь из троп от самого начала и до конца. Что находилось там, далеко, она не знала и, если честно, не пыталась узнать.
Выбрав широкую и утоптанную тропу, усыпанную пожелтевшими сосновыми иголками, Серафима бодрым шагом двинулась вперёд. Эту тропу она хорошо знала (первые два её километра, по крайней мере) и собиралась дойти до Лесника. Этим именем местные жители называли гигантских размеров ель, каким-то нелепым образом затесавшуюся в компанию сосен. При этом ель находилась посреди тропы. Прогуливающиеся огибали Лесника с двух сторон, из-за чего образовались две дорожки.
В бору царила умиротворяющая тишина, и вместе с тем он был наполнен десятками различных звуков. Шум ветра, птичья трель, стук клюва дятла по стволу дерева, жужжание комаров. Серафима любила эти звуки и наслаждалась ими. Девушка продвигалась по тропе, время от времени останавливаясь, чтобы сфотографировать на камеру телефона цветущую кислицу или уснувшего на веточке орешника какого-нибудь диковинного жука.
– Ух ты! Вот это да!
Восхищение Серафимы вызвала большая ярко-зелёная гусеница, которая неторопливо ползла с одной стороны тропы на другую.
Хорошо, что здесь не проезжая часть, а лесная тропа, и бедную гусеницу не раздавит автомобиль. Хорошо, что здесь никого сейчас нет кроме меня, и никто не наступит на бедную гусеницу. Такие вот и близкие к ним мысли возникали в голове Серафимы. Насекомых – и больших, и малых, – она любила и, в отличие от многих своих подруг и знакомых, не брезговала брать их в руки. Кое-кто считал, что приличной девушке непозволительно хватать всяких букашек, но Серафиме не было дела до этих глупостей.
– Очень уж ты медлительная.
Девушка взяла небольшую палочку и стала подгонять ей гусеницу, чтобы та хоть немного ускорилась. Но вместо этого насекомое остановилось и сжалось.
– Не вредничай! Распрямляйся и ползи дальше.
Только Серафима собиралась поднять гусеницу и отнести её в траву, как зелёная негодница повела себя самым странным и необычным образом. Она резко подпрыгнула в воздух и с хлопком в один миг превратилась в бабочку. Подобные быстрые метаморфозы Серафима видела впервые. Девушка вскочила и с открытым ртом глядела на бабочку, красоту которой трудно было описать словами.
Чёрные продолговатое брюшко и почти круглая грудь. Необычной формы голова с овальными фиолетовыми глазами. Голову венчала пара длиннющих усиков, которые то поднимались, то опускались: вверх, вниз, вверх, вниз. Вдобавок к усикам голова имела хоботок, вытягивающийся в струну и вновь скручивающийся, словно часовая пружина. Каждое крыло бабочки было размером с человеческую ладонь. Они не были какого-то одного цвета, а непрестанно менялись: зелёный плавно перетекал в синий, затем в красный, после в фиолетовый и опять в зелёный.
– Ничего себе! – выдохнула Серафима.
Парящая бабочка зависла на одном месте, как зависают колибри возле цветка, и смотрела на девушку. Та знала, что на неё смотрят, она чувствовала на себе этот взгляд. Будто бабочка обладала сознанием и сейчас внимательно изучала находящегося перед ней человека, решая про себя, представляет ли тот какую-нибудь угрозу.
Не желая упускать такой невероятный момент, Серафима подняла руку с телефоном, чтобы сделать фотографию насекомого. Бабочка отреагировала на этот невинный жест непонятным свистом. Её хоботок вытянулся в тугую струну, и она с невероятной скоростью полетела к девушке. Та ойкнула от удивления, однако успела слегка присесть, и бабочка пронеслась в нескольких сантиметрах от головы Серафимы.
– Ты что такое вытворяешь, негодница?!