Имя первого президента Верховного совета (так должно было называться новое подразделение) повергло всех в изумление. Под покровом строжайшей тайны провели целую серию голосований, после чего торжественно огласили победителя. Им стал патриарх Высокой Порты, святой Симеон Пападакис.
Удивились все по одной простой причине: многоуважаемый патриарх был весьма преклонных лет! Но отличался – тут все были единодушны – исключительной святостью. Необыкновенно духовная личность, словно осиянная небесным светом, что тут же подтвердили появившиеся в газетах фотограммы. Во всем Магистериуме не нашлось бы более подходящего воплощения святости, чем этот старик, добрейший, скромный, мудрый, невероятно образованный и… да, исполненный духа.
О его избрании было объявлено на пресс-конференции. Во множестве заведений (в том числе и в «Café cosmopolitain») поднялся гул бурных обсуждений. Еще по прошлым визитам Малкольм знал, что за самыми свежими политическими и дипломатическими сплетнями нужно отправляться именно в это кафе.
«Café cosmopolitain» было запружено посетителями – духовенством, иностранными корреспондентами, чиновниками разнообразных посольств, научной братией, делегатами конгресса… Кто-то ждал своего поезда; кто-то продолжал начатые еще за ланчем приятные и заранее оплаченные беседы с представителями прессы, новостными агентствами и, возможно, даже шпионами. Конгресс неизбежно окажет глубокое и долговременное воздействие на всю сферу международных отношений, включая и актуальный баланс сил в Европе. Не удивительно, что мировая общественность хотела знать о нем всё.
Малкольм неоднократно выступал в роли журналиста на прошлых заданиях и хорошо умел ее играть. Он ничем не выделялся среди других посетителей кафе. Быстро оглядевшись по сторонам, он заметил того, кого искал. Человек этот был занят беседой с джентльменом и дамой, чьи лица тоже оказались Малкольму знакомы – это были литературные обозреватели из Парижа.
Он начал протискиваться мимо их стола и замер, словно пораженный внезапной встречей.
– Профессор Талбот, если не ошибаюсь? – воскликнул он.
Саймон Талбот поднял на него глаза. Был, конечно, небольшой риск, что он узнает Малкольма – преподавателя из его же университета, – но и к этому Малкольм тоже был готов. К тому же он никогда не говорил, не делал и не публиковал ничего, способного привлечь внимание знаменитого автора.
– Да, это я, – вежливо согласился Талбот. – Но боюсь, сударь, я вас не знаю.
– Мэтью Петерсон, «Балтимор обсервер», – представился Малкольм. – Не хотел вам помешать…
– О, я полагаю, мы как раз закончили, – сказал француз.
Его коллега кивнула и закрыла блокнот. Талбот пожал им руки, тепло улыбнулся и вручил каждому свою карточку.
– Вы позволите? – Малкольм указал на освободившийся стул.
– Ну, разумеется. Ваше издание мне незнакомо, мистер Петерсон. «Балтимор…» как вы сказали?
– «…обсервер». Ежемесячник, освещающий вопросы культуры и литературы. Тираж примерно восемьдесят тысяч экземпляров, в основном по ту сторону Атлантики. Имею честь служить европейским корреспондентом и хотел бы узнать ваше мнение о результатах конгресса.
– О, они весьма интригуют, – с готовностью улыбнулся Талбот.
Ему было лет сорок, строен, щеголевато одет, а его глаза лучились обаянием (если он, конечно, этого хотел). Говорил он с безмятежными, музыкальными интонациями, и нетрудно было представить, как он блистает в университетской аудитории. Его деймоном была голубая попугаиха-макао.
– Рискну предположить, что многие будут удивлены внезапным назначением патриарха на новый и довольно высокий пост… Однако мне довелось беседовать с ним, и я готов подтвердить, что этот человек – сама простота и доброта. Я считаю, что очень мудро было доверить руководство Магистериумом святому, а не чиновнику.
– Святому? Ах, да… я, кажется, слышал, что его называют святым Симеоном. Это просто дань уважения?
– Да, Патриарх Высокой Порты носит титул святого
– Значит, президент нового совета фактически станет и главой всей Церкви с тех пор, как Кальвин отказался от папского престола?
– Совершенно верно. Совет ради этого и был создан.
Пока Талбот говорил, Малкольм делал вид, что старательно конспектирует (а на самом деле записывал в блокноте слова на таджикском – первые, что приходили на ум).
Талбот рассеянно поднял пустой стакан и снова поставил.
– О, прошу прощения! – спохватился Малкольм. – Вы позволите предложить вам что-нибудь выпить?
– Благодарю вас. Я буду кирш.
Малкольм помахал официанту.
– Так, по вашему мнению, главенство одного лидера – лучшая форма правления, которую мог избрать Магистериум?
– На протяжении истории человечества все формы правления поочередно поднимаются на поверхность, и снова исчезают. Я не стал бы утверждать, что любая из них принципиально лучше другой. Подобным набором понятий и оценок оперируете вы, журналисты, у нас же, в академической среде, принята другая система.
Тут его улыбка стала особенно обворожительной. Хмурый официант принял у них заказ. Талбот закурил сигару.