– Ну, вот еще. – Малкольм глядел, как к толпе пассажиров бегут еще трое служащих с буклетами, папками и листами бумаги. – Они собираются составлять списки, чтобы знать, кого куда поселили. Нам лучше оставаться в тени.
И с чемоданом в руке, рюкзаком за спиной и Астой, бежавшей рядом, он тихо ускользнул с вокзала и отправился искать себе пристанище на ночь.
Президент Верховного совета Магистериума, патриарх Высокой Порты, святой Симеон Пападакис сознавал, что стал причиной всех этих неприятностей, а потому разместился в своем единоличном вагоне с чувством глубокого внутреннего неудобства.
– Знаете ли, Михаил, мне это совсем не нравится, – заметил он своему капеллану. – Это несправедливо. Я пытался возражать, но они меня не слушают.
– Понимаю, ваше святейшество. Но это исключительно ради вашей безопасности и удобства.
– Но это неправильно! Мне так неудобно, что я стал причиной серьезных неудобств для остальных пассажиров. Это всё достойные люди, приехавшие по святому делу, у них важные встречи, пересадки… Нет, это неправильно, так нельзя.
– Однако как новый президент…
– Ох, я не знаю… Я должен был проявить большую твердость. Надо было начинать сразу в том ключе, в котором я намерен продолжать дальше. В простоте, а не в тщеславии! Неужели наш Спаситель, да будет имя Его благословенно, согласился бы сидеть отдельно от Своих собратьев? Они должны были сначала спросить меня, прежде чем устраивать всю эту неразбериху. А я должен был топнуть ногой!
Капеллан посмотрел на ноги святого патриарха, но тут же отвел взгляд. На старике были чиненые-перечиненые черные ботинки, которые он носил каждый день, и галоши. К тому же, что-то его беспокоило – казалось, он никак не мог найти удобное положение для ног.
– Вам неудобно сидеть, ваше святейшество?
– Всё эти галоши… наверное, не стоило…
Но, как и все его слуги, капеллан знал, что патриарха мучают боли в ноге. Патриарх старался не хромать на людях и ни словом не упоминал о боли, но иногда усталость брала свое. Пожалуй, стоит уже посоветоваться с врачом, подумал капеллан.
– О, конечно. Позвольте, я помогу вам их снять? Они не понадобятся до самого прибытия.
– Благодарю вас, вы так добры.
– Однако разрешите заметить, ваше святейшество, – сказал капеллан, осторожно освобождая старика от резиновых бот, – целый вагон, выделенный для президента Верховного совета, чем-то напоминает церемонии и ритуалы нашей святой церкви как таковой. Он подчеркивает естественную дистанцию между…
– Нет-нет, ничего общего здесь нет. Церковные ритуалы, литургия, музыка, облачения, иконы – это свято и неприкосновенно. Они воплощают саму идею святости! И они поддерживали веру во всех минувших поколениях. А вот так взять и реквизировать целый вагон… и оставить бедных людей мокнуть под дождем. Это плохо, Михаил, очень плохо. Я не должен был этого допустить.
Все это время на почтительном отдалении вился молодой человек в темном костюме и с гладко зализанными волосами. Когда патриарх благополучно избавился от галош, он почтительно выступил вперед и поклонился.
– Жан Вотель, ваше святейшество. Благословением Божиим я – ваш новый секретарь по делам Совета. Если вы устроены удобно, я возьму на себя смелость обсудить подготовку к празднованиям в честь вашего восшествия на новый пост. Есть и еще один вопрос…
– К празднованиям? Каким еще празднованиям?
– Естественные выражения народного ликования, ваше святейшество. Это будет достойное…
– Святые небеса! Я ничего подобного не ожидал.
За спиной нового секретаря уже маячили другие люди, незнакомые, но ужасно занятые: они размещали на багажных полках коробки, папки, чемоданы. На всех лицах лежала та же печать компетентности и рвения, какой была отмечена физиономия юного Вотеля.
– Кто все эти люди? – слабо спросил патриарх.
– Ваш новый штат. Когда поезд тронется, я представлю вам их поименно. Мы приложили немалые усилия, чтобы собрать такую талантливую команду.
– Но у меня уже есть… штат, – старик беспомощно посмотрел на капеллана, который только молча развел руками.
Поезд вздрогнул и поплыл мимо платформы, все еще запруженной пассажирами.
Малкольму удалось найти недорогой ночлег недалеко от озера – отель «Рембрандт». Он зарегистрировался под одним из своих псевдонимов, отыскал на четвертом этаже свою комнату, оставил там чемодан и отправился на поиски места, где можно было бы поужинать. В его чемодане не было ничего незаконного, но он все равно вырвал у себя волосок и прилепил между дверью и косяком, чтобы узнать не заходил ли кто-нибудь в номер в отсутствие хозяина.
В доме рядом с отелем обнаружился небольшой бар, и Малкольм заказал
– Жаль… – начал он.
– Мне тоже очень жаль, – подхватила Аста. – Но что уж теперь…
– «Ушел искать твое воображение». Уже одно то, что тебе пришлось это прочесть… Что он мог иметь в виду, а?