Тайное содружество

Мысль эта червем пробралась к нему в голову, но он тут же отшвырнул ее подальше. Он знал, что он делает. Что-то сделало Лиру невосприимчивой к опьянению всей этой ночной красотой; что-то украло эту часть ее зрения. И он сделает все возможное, он найдет это и вернет ей. И тогда они уже больше никогда не расстанутся и будут вместе до самого конца.

Старпом высвободил винт и теперь наматывал на него канат, игнорируя рык капитана, пытавшегося давать советы. Гребец летаргически шлепал веслами по воде, стараясь, чтобы ялик не отошел далеко от балки. Пантелеймону было ужасно интересно, что будет, когда они погрузят винт на ялик: сразу он потонет под этим весом или нет. Но он устал, и даже больше, чем просто устал, – он уже почти обезумел от изнеможения и поэтому побрел из последних сил вдоль палубы, пока не нашел люк, прокрался в чрево «Эльзы», нашел самый темный уголок, свернулся клубочком и провалился в сон.

* * *

Длинные и короткие речи; выступления против и выступления за; возражения, уточнения, поправки, протесты, вотумы доверия, снова речи и снова – вот чем был наполнен первый день конференции Магистериума. А зал совета секретариата Святого Присутствия был наполнен теплым, застоявшимся воздухом.

Марсель Деламар, терпеливый, внимательный, с непроницаемым выражением лица, слышал каждое произнесенное слово. Его деймон-сова несколько раз закрывала глаза, но лишь затем, чтобы углубиться в свои мысли, а не для того, чтобы вздремнуть.

В семь прения прервали, чтобы совершить вечерню службу и поужинать. Особого порядка рассадки не было – союзники садились за столом вместе, группами, а те, у кого не было друзей среди делегатов, или кто понимал, сколь незначительным влиянием пользуется его подразделение, сели там, где нашли место. Деламар смотрел на все это, наблюдая, просчитывая, вычисляя, но в то же время здороваясь, роняя слово здесь, шутку там, прислушиваясь к шепоту деймона в самое ухо, консультировавшему, кому стоит дружески положить руку на плечо, а кому – просто подмигнуть молча, как заговорщик. Особое, но ненавязчивое внимание он уделял представителям крупных корпораций, спонсировавших (разумеется, этически безупречным и, опять-таки, ненавязчивым образом) мероприятие: обеспечивавших, скажем, медицинские страховки и тому подобное.

Сев, наконец, за стол, он случайно оказался между двумя самыми скромными и наименее могущественными из делегатов – престарелым Патриархом Высокой Порты из Константинополя и аббатисой ордена Святой Иулианы – крошечной конгрегации монахинь, благодаря необъяснимой прихоти истории владеющей огромным состоянием в ценных бумагах, акциях и облигациях государственных займов.

– Как вам сегодняшние дебаты, месье Деламар? – поинтересовалась аббатиса.

– Я бы сказал, все очень достойно, – охотно отозвался он. – Убедительно, честно, искренне.

– Какой же позиции по вопросу придерживается ваша организация? – спросил патриарх Пападакис (именуемый также Святым Симеоном).

– Позиции большинства.

– А как, по-вашему, проголосует большинство?

– Смею надеяться, так же, как я.

Деламар, если хотел, умел виртуозно использовать любезно-шутливый тон, а веселое выражение лица лишь подтвердило догадку собеседников, что это, разумеется, было всего лишь проявлением остроумия. Они вежливо заулыбались.

На длинных дубовых столах горели свечи, пахло жареной олениной, раздавался стук столового серебра и звон тонкого фарфора тарелок; густым огнем пылало красное вино, золотом текло белое, вокруг гостей скользили предупредительные слуги – все это было очень приятно. Даже привыкшая к аскезе аббатиса одобрительно кивала, любуясь пиршеством.

– Секретариат Святого Присутствия так славно заботится о нас, – заметила она.

– Вы всегда можете полностью положиться на…

– Деламар, вот вы где! – прогремел над головой Марселя голос, тяжелая рука легла на его плечо.

Даже не оборачиваясь, Деламар знал, кто почтил их своим присутствием. Лишь один из присутствующих влезал в чужие разговоры так бесцеремонно и с таким энтузиазмом.

– Пьер, – любезно отозвался он. – Чем могу помочь?

– Нам ничего не сказали о последнем пленарном заседании, – заявил Пьер Бино, председатель Дисциплинарного суда консистории. – Почему его не включили в расписание?

– Включили. Спросите кого-нибудь из службы церемониала, они вам объяснят.

– Гм, – только и сказал на это Бино и, нахмурившись, удалился.

– Простите великодушно, – повернулся Деламар к аббатисе. – Да, к вопросу о Секретариате… Мы всегда можем положиться на месье Удебера, префекта. Он в совершенстве знает, как сделать так, чтобы подобного рода мероприятия проходили без сучка без задоринки.

– Но скажите, сударь, что вы думаете о недавних затруднениях, с которыми мы столкнулись в Леванте? – обратился к нему патриарх.

– О, полагаю, вы очень мудро употребили здесь слово «затруднения», – сказал Деламар, наполняя водой его бокал. – Чуть больше, чем повод для тревоги, но меньше, чем причина для волнения, не так ли?

– С точки зрения Женевы, возможно, и так…