Я сосредоточился на образе кругового движения и перенес ощущение своей руки на руку моего партнера. Я представлял круг инь в плоскости ворот. Славик выполнил движение в точности вплоть до радиуса круга. Я придумывал все новые и новые круговые движения, и Славик повторял их. Все еще не веря своим глазам, я изменил амплитуду и характер воображаемых движений, перейдя к движениям только большим и указательным пальцами, но рука Славика действовала так, как будто была моей.
— Достаточно на сегодня, — сказал Ли, и Славик вдруг, как подкошенный, рухнул на землю.
Потом он рассказал мне, что в тот момент ощутил невероятное расслабление, граничащее с истомой, которая никогда раньше его не охватывала с такой силой.
— Что ты чувствовал, когда выполнял упражнение? — спросил я.
— Я был марионеткой, которую кто-то дергал за тысячу ниточек, — ответил он. — Казалось, что мое тело сделано из толстых шнуров, руки были бессильными, как плети, и я двигался не благодаря мышечным усилиям, а повинуясь ниточкам, привязанным к шнурам. Когда ниточки исчезли, мое тело, как пустая оболочка воздушного шара, из которого выпустили горячий воздух, опустилось на землю.
Восхищенный тем, что я видел, я спросил у Ли:
— Как ты это делаешь?
— Ты сам делал это, — ответил Ли, — зачем же ты спрашиваешь?
— Меня интересует механизм происходящего. Может быть, есть какое-нибудь научное объяснение того, что я видел? Ли поморщился.
— Европеец всегда остается европейцем, особенно если он ученый европеец, — сказал он. — Через десятки или даже через сотни лет современная наука, может, быть и сможет объяснить механизм того, что ты видел, если это понадобится для какой-нибудь области ее изысканий. Возможно, эта информация будет засекречена, возможно, отдельные ее части будут разбросаны по десяткам лабораторий и погребены в книгах и статьях, но части никогда не будут собраны вместе по той простой причине, что они будут самым тщательным образом скрываться противоборствующими сторонами в самых разных уголках мира.
Ты стоишь на пути древнего учения, которое достигло в познании человека и окружающего мира гораздо большего, чем современная наука, потому что для него инструментом исследования и познания является сам человек, а не приборы и компьютеры. И поскольку ты находишься на этом пути, тебе придется отказаться от того уютного мирка объяснений, к которому ты привык, начиная со школьной скамьи. Объяснения, которые ты получал, имеют только видимость истины, создавая искаженное отражение реальности, но тебя приучили считать это отражение реальности научным и достоверным, а то, что нельзя пощупать и выразить словами, — ненаучным, недостоверным и мистическим. Например, ты никогда не видел молекулу в электронный микроскоп. Ты не видел и не щупал эту молекулу, но ты представляешь ее в виде некой структуры из шариков побольше, сцепленных определенным образом, и шариков поменьше, вращающихся по круговым орбитам. Кстати, упомянув о молекулах, я вспомнил анекдот о том, как военный читал лекцию по гражданской обороне в институте ядерной физики.
Объясняя, как действует атомная бомба, военный нарисовал на доске ядро атома и вращающиеся вокруг электроны.
Один из физиков поднялся и сказал:
— Я понимаю, что ядро притягивает электроны и они вращаются вокруг него. Но не могли бы вы объяснить, что находится между ядром атома и электронами?
— Как что? — удивился военный. — Конечно, воздух.
— Ты можешь посмеяться над тупостью военного, но весь фокус в том, что и ты, и ваши европейские ученые почти не отличаетесь от него в своих «научных» представлениях о сути предметов и явлений. Конечно, в некотором смысле полезно, что ты знаешь что-то о молекулах, имеешь представление об их химических связях и других их свойствах, но, с другой стороны, имея инструмент древнего знания, принципиально другого способа познания мира, в течение тысячелетий создаваемого Спокойными, ты можешь получить информацию о мире через закономерности, выраженные в отношениях инь и ян, во взаимодействиях четырех стихий, порождающих пятую. Благодаря этим закономерностям, а также великой науке триграмм, которые переходят в гексаграммы и так далее, ты сможешь описать взаимоотношения всего в мире не хуже, чем это делает современная наука, хотя и принципиально другим способом.