Тайное желание

Услышав, как открывается дверь за ее спиной, Анджела резко обернулась. Хоть она и не устанавливала жестких правил, но недавно вполне ясно дала Колину понять, что не хочет видеть его в своей студии. Сначала он обиделся, потому что всегда восхищался ее работами и поддерживал ее, но, увидев незаконченные полотна, даже рад был устраниться. Уж слишком остро реагировала жена на любую мелочь, отвлекавшую ее от мечты о ребенке, теперь больше похожей на одержимость.

Однако не Колин стоял в дверях, а Кимми.

— Милая, что-то случилось? — спохватилась Анджела. — Почему ты не спишь?

В одной руке Кимми держала своего мишку, другой терла глазки:

— Я проснулась.

— Хочешь попить?

Девочка затрясла головой, подошла к мольберту:

— Красиво. Это вы нарисовали?

— Я.

Кимми склонила головку к плечу:

— А почему здесь нет людей?

— Я еще не закончила.

— А вы не могли бы нарисовать там меня? — спросила малышка.

— Отличная мысль.

— Лорел не водит меня в парк. Говорит, что мы должны сидеть дома, пока мамы нет.

— У тебя очень умная сестренка. Ты должна ее слушаться.

— Но я люблю качели, и все дети ходят в парк. Может, мамочка, отведет меня в парк, когда вернется.

В голосе девочки прозвучала надежда, и сердце Анджелы болезненно сжалось. Пока еще Кимми верит в добрую мамочку, но надолго ли хватит ее веры? Лорел свою веру явно давно потеряла. Как ужасно, что и с Кимми рано или поздно случится то же самое.

— Если мама не вернется, может, вы нас отведете в… — неожиданный приступ кашля помешал ей договорить.

— Я бы с удовольствием, — осторожно ответила Анджела, представляя разочарование, которое ждет Кимми утром. Но сейчас еще есть возможность сохранить ее покой, хотя бы дать выспаться. — Идем обратно в кровать.

Доверчиво улыбнувшись, девочка вложила ладошку в руку Анджелы и пошла с ней в гостевую комнату, где крепко спала Лорел. Анджела сама дала Кимми лекарство от кашля, уложила, подоткнула одеяло и посидела у кровати, пока малышка не заснула, затем встала, честно намереваясь отправиться спать, но по дороге в спальню свернула в студию.

Несколько долгих минут она смотрела на незаконченный пейзаж… потом потянулась за кистями и красками. Она понятия не имела о том, что получится в конце концов, но, как только начала рисовать, на полотне появились и начали обретать форму фигуры.

Где-то через час Анджела очнулась, то ли услышав что-то, то ли почувствовав. На этот раз в дверях стоял Колин. И у него было очень странное выражение лица. Интересно, давно ли он наблюдает за ней.

— Ты снова рисуешь.

— Почувствовала неожиданное вдохновение.

Колин подошел поближе, увидел детей и целые семьи, населившие картину.

— Ты говорила, что не сможешь изобразить счастливых персонажей, пока не будешь счастлива сама, то есть пока у тебя не будет собственного ребенка, — напомнил он ее же слова, как-то брошенные в порыве отчаяния.

— Это всего лишь картина.

— Это гораздо больше, чем картина, — возразил Колин. — Это ты. Твое видение мира. Ты так талантлива, Энджи. Ты вообще представляешь, насколько хороша эта картина? — Похвала мужа согрела Анджелу. — Ты всегда была яркой и талантливой натурой, а не просто женщиной, которая не может зачать ребенка. Я так хочу, чтобы ты увидела себя моими глазами.

— Кажется, я начинаю тебя понимать, — задумчиво произнесла Анджела, подсознательно не желая освобождаться от непреодолимого желания родить ребенка, не разжимавшего стальную хватку последние восемь лет. — Я и забыла, как люблю рисовать.

— Заканчивай. Не буду тебе мешать.

— Обязательно закончу, — уже увереннее пообещала Анджела и, даже не заметив, как ушел Колин, с еще бо́льшим энтузиазмом погрузилась в работу. Она ставила на мольберт одну незаконченную картину за другой, смешивала краски и бесстрашно, без тени сомнения наносила их на холсты. И когда наконец отложила кисть, почувствовала себя совершенно обессиленной.

Анджела отступила, изумленно уставилась на результаты своих трудов. Ни одно полотно не было закончено так, как первоначально было задумано ею когда-то, но все они были хороши. Может даже, еще лучше, чем она сама оценивала их.

* * *

— Уже пора отплывать, — сонно пробормотала Лиз, поудобнее устраивая голову на широком плече Джона. Они дважды занимались любовью и заснули на диване на корме под звездным небом, будто окутавшим их теплым коконом.

— Боюсь, что не смогу пошевелиться. — Джон погладил ладонью ее обнаженную спину.

— Ну и хорошо, — с удовлетворением согласилась она. Ей-то уж точно было лучше всего здесь с ним.

— Никаких сожалений?

Лиз приподняла голову, внимательно посмотрела на него. В растворяющихся предрассветных сумерках он казался потрясающе красивым. И пробившаяся за ночь щетина на щеках его совершенно не портила.

— Никаких. А у тебя?

— Шутишь? — улыбнулся Джон. — Ты просто совершенство, такая чувственная.