Тайной владеет пеон

Работа началась, как только Наранхо сошел с поезда. Ривера зашел с ним в лавку готового платья, и через полчаса отсюда вышел другой мальчишка: поблекшая блуза и истрепанные штаны остались у владельца, а на их место сели желтая куртка и аккуратные парусиновые брюки; в руках у Наранхо, невесть откуда, появилась маленькая, сплетенная из волокна агавы корзинка, ка­кую обычно привозят с севера. Он уверенно сел в авто­бус, заплатил за проезд и добрался до окраины столи­цы. Подошел к одиноко стоящему белому, слепленно­му из глины домику, открыл дверь и наткнулся на сол­дата.

— Тебе что? — прикрикнул солдат.

— А тебе что у нас дома понадобилось? — дерзко возразил Наранхо.

— Ты, выходит, старший сын сеньоры? — миролюбиво заметил сержант, — Подожди, я ее кликну.

Но высокая и толстая карибка уже распахнула дверь справа — Наранхо успел заметить и левую дверь, что вела из прихожей, — распахнула и весело закричала:

— Вот сейчас я надаю тебе оплеух, мой черноглазый! Ты почему это опоздал на неделю?

— Мама Мэри, — заохал Наранхо, — меня дед задер­жал. Я хотел приехать раньше. Вот тебе подарки, мама Мэри, а мне дай поесть. Удав заспорил с обезьяной, кто дольше без еды обойдется. Заглотнул удав обезьяну и заворчал: «Так ты и не узнаешь, что я месяц и два могу не есть». Дай побыстрее поесть, мама Мэри, а то сеньор солдат тоже не узнает, сколько я в силах го­лодать.

Солдат хмыкнул.

— Иди сюда, мой черноглазый, — заголосила кариб­ка, втаскивая Наранхо в комнату, — вот тебе пирожки с луком, а вот тебе тыквенная каша.

Она захлопнула дверь и с любопытством осмотрела Наранхо.

— Мой годом помладше, — вполголоса сказала она и расхохоталась. — Его зовут Ческа, а для меня он черно­глазый. Запоминай!

— Не забуду, сеньора Мэри, — тихо ответил Наран­хо. — Спасибо вам.

— Господи, за что же мне спасибо? — удивилась ка­рибка. — Ты рискуешь шеей, тебе и спасибо.

Она показала Наранхо на пустую койку и улыбну­лась.

— У старого Наранхо смелый внук. Я только из-за него и согласилась тебя впустить. У тебя есть месяц, мой черноглазый; через месяц ищи себе отель побога­че и подальше. Да смотри, не впутайте меня в свои секреты. У меня двое таких, как ты, а мужа сгноили в ссылке.

В дверь постучали.

— Можно, можно! — крикнула Мэри. — Живо в по­стель, тебе я говорю, мой черноглазый! Живо, иначе за­качу оплеуху.

На пороге стоял Чиклерос.

Не глядя на мальчика, он вежливо спросил:

— Сеньора, у меня кончились спички. Вы не ссудите меня коробкой?

— Нет у меня спичек, — насупилась Мэри. — Все вышли.

— Тогда извините, сеньора.

Он улыбнулся Наранхо:

— С приездом, Ческа. Заходи в гости, если заскучаешь. — И вышел, аккуратно прикрыв дверь.

— Не ходи к этим дьяволам! — грозно сказала Мэри. — Я их всех в море бы утопила.

— Старый рыбак выбросил в море гнилую рыбу, — ответил Наранхо, — а море выплеснуло ее обратно. «Я тоже хочу быть чистым», — зарокотало море.

— Ого, ты знаешь сказки, — смягчилась хозяйка. — Но больше всех их знал твой дед. Стой, ты куда?

— Я иду в гости к этим дьяволам, сеньора, — ответил Наранхо. — Вы же слышали? Я получил приглашение в гости.

22. БОЙ БЫКОВ

Весть о событиях в Сакапа докатилась до Кастильо Армаса той же ночью. В президентском дворце состоя­лось несколько совещаний. Чако предложил перебросить в помощь сакапанским «отрядам освобождения» эми­грантов, окопавшихся в Чикимула. Бер Линарес с кислой миной заметил, что эти умеют улепетывать с такой же скоростью.

Решение о посылке войск в Сакапа пришлось отло­жить еще и потому, что назавтра в столице ожидалось большое представление — бой быков, на который Армас пригласил дипломатический корпус. Традиционное зре­лище, издавна любимое гватемальцами и привлекающее на огромный стадион Пласа де Торо едва ли не половину столицы, должно было, по мысли Армаса, показать дип­ломатам, что в стране царит спокойствие. Все силы ар­мии и полиции были брошены на лучшую организацию праздника: соотечественники не пользовались у Армаса большим доверием.

Однако город с энтузиазмом готовился к своей люби­мой корридо. Этим словом здесь обозначают наиболее ожесточенный и рискованный поединок человека с ис­ступленным быком. Когда гватемальцам говорили, что корридо подвергает человека смертельной опасности и это жестоко, они отвечали: «История наша тоже жесто­кая». Когда приезжие импрессарио предлагали им чрез­мерно осторожного тореро, они смеялись: «Чужаки на нашу землю приходят с пушками, а вы хотите, чтобы мы учили наших юношей игрушечному бою».

Корридо ждала вся столица.

Андрес после большого разговора с Карлосом собрал студенческий комитет и предложил товарищам «украсить путь дипломатам» к Пласа де Торо. Он достал пачку снимков — с риском для жизни их привезли испытанные бойцы партии из тюрем, концлагерей, судилищ: лилась кровь и истязались люди — это было документальное лицо армасовского режима.