— Ягуар залез ногой в капкан, — ответил сказкой верный себе Наранхо. — Залез и взмолился: «Охотник, я не хищник, я птица; злой чародей оплел меня шкурой ягуара. Выпусти меня, охотник». «Будь по-твоему,— засмеялся хитрый охотник, — взмахни одним крылом, и я развяжу второе».
Наранхо лукаво прищурился:
— Если они от сеньора Молина, пусть взмахнут хоть одним крылом.
Ривера погладил мальчика по круглой голове и что-то шепнул ему со смехом. Наранхо оживился.
— Я так и говорил! — вскричал он. — За мной приедут! Не то я и сам сбежал бы от сеньора Чокано: он мне носа высунуть не позволял.
Ривера его остановил:
— Ты уедешь с нами. Но раньше расскажи все, что знаешь и помнишь о Барильясах. Донато приехал за этим.
Наранхо со злостью сказал:
— Бешеные люди. Враги. Старик бил свинцовой плеткой, молодой напустил на команданте солдат.
— Мальчик, — строго сказал Донато. — Мне важно каждое слово. Что они говорили об Адальберто?
— Я не очень понял, — признался Наранхо. — Молодой Барильяс кричал в трубку: «От Адальберто люди приехали. Вышлите наряд».
Ривера и Донато долго молчали.
— Мало, — сказал Донато. — Очень мало он кричал в трубку. Адальберто мог не знать, что его старший братец связан с армасовцами. Если вы позволите, товарищ, я сам встречусь с братцем Барильясом.
— Хорошо, — Ривера кивнул. — Лучше вне их дома. И лучше, если это произойдет, когда карнавал начнется.
Нет карнавалов разудалистее сакапанских. Нет масок более ярких и чудовищно страшных, чем те, что гватемальцы готовят для своих карнавалов. Из окна домика Чокано Наранхо видел прохожих, которые держали в руках картонные и восковые маски рогатых быков, лошадей, кондоров; он видел маски лихих наездников, и хохочущих клоунов, пикадоров и матодоров, древних индейских вождей и средневековых испанских завоевателей. А чья это постная рожа, вытянутая книзу, болтается на оглобле? О, Наранхо видел лицо этого человека в каком-то журнале, который занес к ним в ранчо болтливый сосед Эбро. Сеньор американский посол, я вас узнал; только почему вы на оглобле? Маска солдата; белый крест на черной накидке — и вас видел, сеньор интервент, когда вы сгружались на берег в моем порту. Интервент! Да что же это будет за карнавал?
Наранхо не подозревал, что с таким же вопросом обратится к алькальду Сакапа группа армасовских офицеров.
— Нам не нравится то, что происходит здесь, — заявил старший из них. — Армия возражает против карнавала.
Алькальд развел руками. Фернандо Дуке невозмутимо смотрел в окно, но молчал.
— Карнавалы — наша традиция. — мягко сказал алькальд, — не стоит лишним запретом раздражать город.
— Возможны столкновения, — с угрозой пообещал офицер.
Капитан Дуке стремительно обернулся.
— Армия, — резко сказал он, — настоящая армия будет стоять на страже порядка.
Когда офицеры, бранясь и жестикулируя, вышли от алькальда, один из них, молодой Барильяс, зло бросил:
— Красной краски мы им на карнавале не пожалеем.
Армасовец просчитался. Но последуем за ним. У кабачка «Пивная кружка» его остановил Донато и робко попросил уделить ему минуту внимания. Барильяс хотел отмахнуться, но неизвестный сказал, что он от Адальберто, и Барильяс вошел с ним в кабачок. Их заслонила от посторонних глаз шумная компания, и трудно было догадаться, что она подсела намеренно.
Донато начал с того, что он близкий друг Адальберто и имеет поручение к сеньору офицеру. Адальберто сейчас трудно, товарищи ему не доверяют, суд чести отстранил его от студенческих сходок и посадил под домашний арест.
— Дурачина! — лениво отозвался Барильяс. — Пусть приезжает сюда, здесь он будет в безопасности.
Донато возразил: Адальберто хочет учиться. Кроме того, он любит одну из студенток и вряд ли захочет с нею расстаться.
— Черта с два! — расхохотался офицер. — Рина нужна была, чтобы втереться в доверие...
Он понял, что сболтнул лишнее, и неуклюже поправился:
— Рина или Лина, не знаю, как кличут даму его сердца. А вообще-то у нас с братцем мало общего, и я не знаю, зачем он вас прислал. Да и от него ли вы, сеньор студент?
Своим вопросом офицер сам пришел ему на помощь.
Донато нащупал в кармане конверт с вложенным лепестком розы: Наранхо говорил, что Барильясы получают от своего студента такие весточки.
Донато сказал себе: «Мальчик боится, подросток колеблется, мужчина действует» — и выбросил на стол ладонь с конвертом. Увидев лепесток, офицер даже не дрогнул. Залпом осушив кружку, он потянулся за сигаретой. «Я просчитался», — подумал Донато.
— Послушайте, — небрежно заметил офицер, — может быть, вам остановиться негде?
— Мне-то есть где, — пробормотал Донато, стараясь скрыть волнение. — Но к вам придет один парень. Между восемью и девятью вечера. Адальберто просил, чтобы его приняли как полагается....
Лицо Барильяса прояснилось, но секундой позже стало напряженным, слегка нахмуренным.
— Вы лопочете непонятное, — наконец отозвался он.