Тайной владеет пеон

Ривера столь же невозмутимо перевел взгляд на ка­питана и, не выражая ни радости, ни неудовольствия, ответил:

— Сейчас не все признаются в былой дружбе дон Фернандо. В особенности люди с блестящим положением.

Фернандо улыбнулся:

— Значит, у тебя блестящее положение? Поделись им со мною, Ривера. Дон Кастильо не очень-то жалует мое семейство монаршими милостями.

— Да, я слышал о твоем горе, — участливо заметил Ривера. — Я не умею утешать, но вспомнились мне слова одного лесоруба: раненая саподилья исходит слезами, раненый человек мужает.

Фернандо кивнул.

Решив переменить тему разговора, он мягко заметил:

— Ты жил среди лесорубов?

— Да, пришлось, — коротко ответил Ривера.

Как рассказать этому человеку, который в былые времена считался его приятелем, сколько нужды и горя повидал за свои сорок лет Ривера, каким тяжелым, изви­листым путем прошел он от лицея к лагерю подпольщи­ков? Разве испытал капитан чувство голода, которое бро­сало Риверу, сына простого ремонтника, в поисках случайных заработков на кофейные плантации, лесные делянки, портовые разгрузочные площадки? А однажды он даже нанялся в гиды и водил туристов по развалинам старинной столицы Антигуа. Как поведать, что арма­совцы замучали его мать? Как объяснить, почему «бле­стящее положение» подпольщика, члена Трудовой пар­тии, объявленной вне закона, преследуемой, гонимой, но сражающейся, устраивает Риверу?

Может быть, Фернандо понял все это и сам. Может быть, смертельная усталость, которую он на какое-то мгновенье почувствовал во взгляде Риверы, приоткрыла ему страничку жизни лицейского приятеля.

—  Ты скрываешься? — тихо спросил Фернандо.

Между ним и Риверой быстро встал юноша с привет­ливым круглым лицом.

— Не перейти ли вам в другое купе, мой капитан? — вежливо спросил он. — Сейчас здесь начнется заседание астрономического общества по изучению движения судов в каналах Марса, и вам эта тема вряд ли будет интересна.

— Успокойтесь, Донато, — мягко заметил Ривера. — Капитан честный человек и не имеет дурных намерений.

— Скажи своему юному другу, — сказал Фернан­до, — что своей вспышкой он уже ответил на мой вопрос. Я еду в Сакапа. Если могу быть тебе полезным...

— Очень, — быстро принял его предложение Риве­ра. — Проведи нас мимо вокзальной охраны.

Когда состав подошел к Сакапа, сотни индейских се­мей поднялись с платформ, где они сидели в ожидании поезда, и ринулись к вагонам. Что-то кричали провод­ники, гортанно перекликались женщины, пищали и смея­лись дети. Армасовцы, дежурившие на вокзале, начали обходить вагоны. Фернандо Дуке отдал короткий приказ сопровождающим его солдатам, и те освободили узкий проход в толпе, по которому капитан вывел своих спут­ников с платформы.

У билетной кассы к ним подкатилась продавщица сладкого рисового молока, которое подобно лимонаду искрилось и пенилось в больших глиняных горшках, за­хватила щипцами несколько кубиков льда и бросила их в напиток.

— Молочный рефреско на льду — что может быть лучше, сеньоры, в знойный день?

К Ривере подошел сержант полиции; Фернандо власт­но крикнул:

— Этот сеньор со мною, сержант, не утруждайте себя проверкой!

Они простились у первых домов городка.

Ривера и Донато медленно, словно прогуливаясь, двигались по узким переулкам Сакапа. Солнечные лучи играли между ярко-красными стенами домов. Теплый послеполуденный свет залил Сакапа, наполнял лаской, покоем. И казалось, так должно быть при этом жарком свете: люди, отдыхающие на пороге, полулежащие на подвесных матах у дверей, играющие в кости прямо по­среди улицы на низеньких пузатых бочонках. И казалось, не должно быть тревог и забот в этом тихом, запрятанном в горах местечке.

Но двое приезжих знали, что Сакапа не спит, не дре­млет, не убаюкан солнцем и вином. И, думая о хитроватых и веселых жителях города, они про себя улыба­лись.

Пивовар Чокано встретил Риверу и Донато вопросом:

— Когда мы можем начать?

— Хоть завтра, — ответил Ривера. — Армасовцы во­рвались в Гватемалу через Сакапа, пусть Сакапа же и заявит им о своих чувствах.

— Мы готовы к карнавалу и сегодня. — Пивовар ши­роко улыбался. — А я уж думал, что сеньор Молина забыл про нас. Да, скажи мне. Почему вчера было рано, а завтра можно? Разве завтра армасовцы будут добрее?

— Завтра они будут злее, — вкрадчиво ответил Ри­вера. — Завтра они будут метаться, как игуаны в сетях. Я думаю, что эти сети расставляют сейчас им люди в ко­фейной зоне, в столице и еще кое-где.

Чокано провел приезжих в маленький садик и подвел к густому кустарнику, раздвинул куст и предупредил:

— Не скатитесь в яму: внизу — дверца.

Они оказались в цокольном помещении дома; прошли мимо чанов, пахнущих пивом, отворили другую дверь и увидели смугло-черного, белозубого мальчишку, который лежал на топчане и что-то рассказывал обступившим его женщинам.

Завидев вошедших, Нарахно смолк и выжидательно посмотрел на Чокано: Риверу и Донато он не знал. По знаку пивовара, женщины вышли.

— Эти люди от сеньора Молина, — пояснил Чокано.