— Выпей, Хусто! — говорит Линарес, протягивая ему хрустальный фужер, наполненный до краев. — Выпей, и у тебя пройдет дрожь!
— А я не дрожу, полковник!
— Что же, ты боишься чокнуться со мною? — насмешливо подзуживает Линарес мальчика. — Или дом Линареса плох для наследника дона Орральде?
Хусто — Мигэль опрокидывает в рот содержимое фужера. Густая влага обжигает рот, горло, желудок, на глазах выступают слезы, стены ходят перед ним ходуном, он чуть не падает в кресло.
— Крепко? Запей этим. Полегчает.
Хусто — Мигэль мотает головой, но полковник насильно разжимает ему зубы и вливает в него такую же порцию рома, смешанного с виски; мальчишка сейчас начнет буянить и выложит все начистоту. «Ну, вставай же, дурачина, мне нужно знать, зачем ты вертишься в моем доме, если тебе не по душе я и моя девчонка!»
— А, полковник, — кричит Мигэль, — мы славно чокнулись!
— Ты замечательный парень, — смеется полковник, — не зря тебя любит дон Кастильо.
— Вы называли его самозванцем, полковник! — орет Мигэль и с хитростью грозит пальцем. — Я помню.
Линарес бледнеет.
— Что ты еще помнишь, Хусто? — вкрадчиво спрашивает он.
— Давайте петь, полковник — веселится Мигэль. — Хотите, я научу вас расчудесной песне.
Он взлетает на спинку кресла и, ударяя по струнам воображаемой гитары, распевает во все горло:
— Подпевайте, полковник! — командует он.
Остановись, Мигэль! Остановись, пока не поздно! Взгляни, как насторожился палач, как медово зазвучал его голос:
— Где ты взял эту песню, Хусто?
— Я взял ее в Пуэрто!
Да остановись же, мальчик! Спиртное кружит тебе голову, развязывает язык. Ты губишь себя, Мигэль.
— Ты долго жил в Пуэрто?
«Пуэрто, Пуэрто, — набатным колоколом отдается в голове Мигэля. — Я прожил в тебе всю жизнь. Каждый уголок твой знаю. В заливе твоем купался каждое утро. Пуэрто. Отец Каверра...»
Он озирается. Где он? Кому он хочет разболтать о своей жизни? Он не Мигэль. Он Хусто.
— Ты долго жил в Пуэрто? — повторяет свой вопрос полковник.
— Долго. С моим опекуном. В отеле дель Hopтe. Почему вы не поете, полковник?
Линарес подносит ему еще бокал, но Мигэль выбивает его из рук полковника. «Дядя Карлос, почему вы не забираете меня отсюда?»
— Я хочу домой, — жалобно просит Мигэль.
— Сейчас ты пойдешь домой, Хусто, — увещевает его полковник. — Только скажи мне... Кому ты говорил об Андресе?
— Я не знаю. Я ничего не знаю. — Он вдруг закрывает лицо руками и хрипло кричит: — Только посмей открыть кран, Бочка Желчи, я перекушу тебе горло...
Что-то новое сквозит в его тоне! У Хусто Орральде не может быть такой жгучей ненависти к пыткам.
— Как тебя зовут? — орет Линарес.
— А будто ты не знаешь, полицейская крыса! — дерет глотку Мигэль, но разъяренные глаза полковника пробуждают в нем какую-то мысль, и он начинает хныкать: — Я пожалуюсь президенту, как ты обращаешься со мною, скотина... Президент меня любит... Я стрелял в него... Я стрелял в его врагов — вот что! Выкусил?
Вбегает Аида.
— Папа, что здесь происходит? Хусто, в каком ты виде?
— А, Бочкина дочка заявилась, — хохочет Мигэль. — За поцелуйчиками прибежала? Лови!
Он показывает ей кукиш и пританцовывает в кресле:
— Дайте адресочек, — подражает он ее голоску. — Я бегу из этого дома. Я великая артистка... Все мы артисты...
Аида заливается слезами.
В дверях появляется дон Леон, и его плотно сбитая фигура, растерянный вид напоминают Мигэлю, что он делает глупости.
Он бросается к опекуну и кричит:
— Дон Леон, возьмите меня отсюда. Я совсем пьян... Я не знаю, что говорю...
— Нет, он знает, что говорит, — отвечает Линарес на недоуменный взгляд дона Леона. — Вам придется оставить его у меня, полковник.
— И не подумаю! — заявляет Леон. — Напоили мальчика и желаете производить над ним собачьи опыты. Мы едем домой, Хусто.
— Едем! Едем! — пляшет Мигэль. — А артистку, — он тычет в сторону Аиды, — и Бочку Желчи с собой не возьмем.
Леон хохочет. Линарес отзывает его и шепчет ему длинно и нудно.
— У вас бред, любезный полковник, — отмахивается Леон и багровеет. — Или вы хотите... ошельмовать меня в глазах президента? Не выйдет, любезный полковник! Хусто Орральде — любимец президента и мой воспитанник. Не выйдет.
Их спор доходит до брани. Линарес остывает первым.
— Обещайте одно: что до завтра мальчишка и носу не высунет на улицу.
Просыпается Мигэль ночью, в своей широкой кровати в особняке опекуна. Треск в голове, пересохло горло. Он тихо стонет и слышит голос полковника:
— Ну, ну. Мужчина не должен распускаться из-за лишней кружки рома. Пожуй лимон — и тебе полегчает.
Мигэль жует лимон. Полковник расхаживает по спальне. Мигэль видит, — он взволнован.
— Если не спится, расскажи, как было дело.