Тайнопись соучастия

Краткое время я пребывал на грани того, чтобы добиться его ареста. Передумал я из-за мистера Турлоу, который вскоре приехал в Оксфорд, чтобы повидаться со мной. В своих записках Кола описал нашу встречу во время представления, и я не намерен повторять его слова. Потрясение, отразившееся у меня на лице, видно было всем. Я был поражен, и не только потому, что не видел Турлоу более трех лет, но потому что едва узнал его.

Как он переменился со времен былого величия! Я словно бы повстречал незнакомца, который чем-то походил на человека, кого я знал когда-то. Во внешнем облике очевидных перемен было немного, ибо он принадлежал к тем, кто в молодости выглядит стариком, а в старости моложавым. Но в нем ничто не напоминало о той власти, которую он некогда крепко держат в руках. В то время как многие горько сожалеют об утрате влияния, Турлоу как будто радовался, что с плеч его спал этот груз, и был доволен своей безвестностью. Изменилась сама посадка его головы, и с лица его исчезло выражение глубокой озабоченности, и через такие незначительные мелочи его облик в целом изменился почти до неузнаваемости. Когда он подошел ко мне, я не спешил обратиться к нему с приветствием, он улыбнулся мне так, будто распознал мою растерянность и понял ее причину.

Я искренне верю, что он столь решительно отвернулся от своей прошлой жизни, что даже будь она предложена ему теперь, он отказался бы принять какой-либо пост. Позднее он сказал мне, что дни он проводит в молитве и размышлениях и эти занятия считает более достойными, чем все его труды на благо страны. Общество ближних, по большей части, его не интересовало, и он ясно дал понять, что не желает, чтобы его тревожили те, кто стремится оживить безвозвратно ушедшие времена.

- У меня к вам поручение от вашего друга, мистера Престкотта, - шепнул он мне на ухо. - Быть может, нам стоит поговорить?

После спектакля я сразу же пошел домой (я вернулся под кров моего дома еще утром в тот день) и стал ждать его. Он не замедлил появиться и опустился в кресло со спокойной невозмутимостью, всегда ему присущей.

- Вижу, вы еще не утолили своей жажды влияния и власти, доктор Уоллис, - сказал он. - Что нисколько меня не удивляет. Я слышал, вы допрашивали этого юношу, и у вас достаточно влияния, чтобы, если вы пожелаете, получить для него помилование. Вы теперь состоите при мистере Беннете, как я понимаю?

Я кивнул.

- Какой у вас интерес к Престкотту и этому итальянскому джентльмену, о котором вы его допрашивали?

Даже тень былого авторитета и силы Турлоу все еще слепила более, нежели сияние власти придворного, подобного мистеру Беннету и, должен сказать, мне и в голову не пришло не ответить или указать на то, что он не имеет никакого права допрашивать меня.

- Я убежден, что зреет заговор, способный вновь ввергнуть страну в гражданскую войну.

- Разумеется, - сказал Турлоу со спокойствием, с каким всегда встречал любые известия, сколь серьезными бы они ни были. - Когда в какой-либо день и час за последние несколько лет такой заговор не зрел бы? Так что в этом нового?

- Новое то, что, как я полагаю, за ним стоят испанцы.

- И что это на сей раз? Объединенное нападение "людей пятой монархии"? Внезапная стрельба из пушек, предпринятая взбунтовавшейся гвардией?

- Только один человек. Венецианский джентльмен, который сейчас слывет философом. Он уже убил двоих - моего слугу и доктора Грова. И он украл у меня письма величайшей важности.

- Тот самый врач, о котором вы расспрашивали Престкотта?

- Он не врач. Он солдат, известный убийца и сюда прибыл для того, чтобы убить графа Кларендонского.

Турлоу крякнул. Впервые в жизни я видел его удивленным.

- Тогда вам лучше убить его первым.

- В таком случае те, у кого он состоит на жалованье, попытаются снова и нанесут удар быстро. По крайней мере сейчас мне известно, кто убийца. В следующий раз мне, возможно, не так посчастливится. Я должен использовать эту возможность, чтобы разоблачить английских участников заговора и покончить с ним раз и навсегда.

Турлоу встал и тяжелой кочергой поворошил поленья в камине так, что вверх в трубу взметнулся сноп искр: в его обычае всегда было, размышляя, занимать себя незначительными упражнениями.

Наконец он снова повернулся ко мне.

- На вашем месте я убил бы его, - повторил он. - Если этот человек будет мертв, то и заговору конец. Возможно, заговор оживят, а возможно, и нет. Если он ускользнет, то кровь падет на вас.

- А если я ошибаюсь?

- Тогда умрет итальянский путешественник, застигнутый грабителем на большой дороге. Без сомнения, великое несчастье. Но все, кроме его родных, позабудут об этом через неделю-другую.

- Не могу поверить, что в подобных обстоятельствах вы послушались бы своего же совета.