Тайнопись видений

Имена были важны еще и для нахождения нужного человека, поскольку фамилии в Соаху разрешалось иметь только с четвертой ступени. Всех остальных искали по расшифровкам имен. К примеру, если в городе было два купца и обоих звали Гого, то у первого имя могло состоять из первых слогов слов «чашка риса», а у второго из первых слогов сочетания «коричневый сапог». Поэтому искавший определенного купца задавал вопрос примерно так: «Не видел ли ты Гого Чашку Риса?» А ему отвечали: «Он пошел к Гого Коричневому Сапогу».

Раньше Чинуша звали Ип, и он уже не помнил, что это значило. Его новое имя, подаренное Таваром, звучало в полном виде как «Чиас нуаррай» – «Красный женьшень». Мыш никому не говорил о его значении, считая это сокровенным.

– Твои таланты и польза редки, как красный женьшень, – сказал мастер ножей, когда Чинуш спросил, почему учитель так его назвал. – Ты ценная находка для меня, мальчик. И твои волосы отливают краснотой, как срез женьшеневого корня.

Подумав об этом, Чинуш с трудом сдержал улыбку, но тут же осекся, вспомнив Нико, лежащего в окровавленной траве. Решение сохранить ему жизнь было предательством. Непростительной слабостью. Главной ошибкой мыша.

– А наш дорогой друг Найра, бодрый, как дневная сова, вообще когда-нибудь просыпается? – спросил Бавари, кивнув в сторону доктора, всю дорогу от порта в глубь острова прохрапевшего на плече Чинуша.

– У него, похоже, лечебный сон, – фыркнул мыш.

Доктор был большеносый, сморщенный, как вялая картофелина, и отличался удивительно густой шевелюрой, наполовину выбившейся из-под тюрбана. Чинуш, сколько ни косился на голову Найры, не смог найти там ни одной седой пряди, хотя старику было за шестьдесят. Сильнее всего Чинуша раздражали его тонкие усы, похожие на жучьи рожки. Такалам носил такие же, только еще подкручивал их на концах, а думая о примале, мыш тут же вспоминал принца и свою неудачу, поэтому любые намеки кололи его изнутри.

Тавару он солгал, что наследник мертв, и это вроде было нестрашно: Нико не выживет на Валааре. Чинуш здорово ранил его и предупредил, чтобы принц не совался в Соаху. И он этого не сделает. Он осознает свое положение и будет сидеть тише воды ниже травы. Но все-таки было тревожно.

Спустя полчаса доктор наконец перестал пускать слюни на плащ Чинуша и поднялся с таким видом, будто просчитал весь путь наперед.

– Ну что, подъехали? – спросил он, и в этот миг возница остановил коней.

Повозка скрипнула колесами, качнулась и замерла.

– Как?! – подпрыгнул Бавари. – Вот как он это делает? Как он все время подгадывает?

– Все дело в запахах, – пояснил Найра, доставая платок и громко сморкаясь. – У меня чутье, как у собаки. Неужели вы не заметили, что запах изменился? Тут воняет дымом, железом и еще невесть чем.

– Я слышу шум воды, – сказал Чинуш.

– Может, проще выйти и осмотреться? – нетерпеливо буркнул Бавари, пряча гитару в непромокаемый чехол и накидывая на голову капюшон. – Гадалок я могу послушать и в Чаине. Говорят, они там до того помешаны на предсказаниях, что отлить без них не ходят.

– Не забудьте надеть глаза, – посоветовал Найра. – А то вряд ли много разглядите.

Они выбрались наружу и увидели проступавшие сквозь пелену мороси постройки. Самая большая увенчивалась башней, на которой темнело водяное колесо. Чинуш сначала подумал, что это мельница: здание стояло на берегу реки и частично служило ей плотиной, но в конструкции прослеживалось нечто необычное.

– А вот это уже совсем, совсем интересно! – воскликнул Бавари, держа руку козырьком, чтобы дождь не намочил очки. – Могу ручаться – это завод. И он приводится в действие силой течения.

– О-о, вот теперь я понимаю, зачем в нашей компании нужен розмысел, – сказал доктор, поправляя тюрбан. – Осталось разгадать еще две роли.

– Мы давно не используем это древнее слово, – поморщился Бавари, шлепая по лужам. – Но вы, должно быть, слишком стары, чтобы знать такие нововведения. У нас говорят красиво – «инженер».

– Вы розмысел по зданиям? – спросил доктор, сделав вид, что не услышал. – Вот уж не знаю, зачем вы себя так утруждали поездкой в эту глушь. Здесь вряд ли есть что-нибудь настолько современное, чтобы быть достойным отразиться в стеклах ваших очков.

– Я инженер по механизмам и строениям, а касательно поездки – видно, в Соаху слишком прекрасные розмыслы для такого неутонченного дела, как это. Настолько прекрасные, что в совершенстве разбирают конструкции ночных горшков, а мне вот, бестолковцу, пришлось отправиться сюда, раз им недосуг. А вы в какой области шаманите со своими травками?

– С травками шаманят в Судмире, я полагаю, – осклабился доктор, пряча ладони в рукава. – Причем с ядовитыми. Наша медицина традиционна и рациональна, в отличие от ваших новомодных методик. Я лично написал не один хирургический трактат, пока изучал анатомию, и нахожу труды судмирских лекарей невежественными до основания.

– Приятно, наверное, с трупами работать, – хмыкнул Бавари. – Молчат, не возражают. Так привыкли, что с живыми людьми разговаривать разучились?