Таинства и обыкновения. Проза по случаю

«Словечки» отражают характер общества, и пренебрегая ими, вы обделяете себя тем социальным сырьём, из которого мог бы получиться осмысленный персонаж. Нельзя отрывать персонажа от его привычной среды без ущерба для описания его как частного представителя этой среды. Равно как нельзя сказать что‐либо о нём, как о личности, не поместив его в правдоподобный и чёткий контекст. И преуспеть в этом можно лишь наделив его собственным языком. Если престарелая героиня Эндрю Лайтла [63] небрежно заявляет, что её мулу больше лет, чем Бирмингему [64], в этой реплике читатель чует социально‐исторический дух. Весомую долю работы за писателя‐южанина делают его земляки, в чьей устной речи живёт история нашего края. «В моих родных краях лисиц взамен псов у дома на цепь сажаем, а сов едим на обед вместо кур, зато если уж поём – всё в ноты », – хвастает бродяга в «Автостопщиках» Юдоры Уэлти [65]. Прислушайтесь, тут одним предложением выражена суть целой книги. И когда люди из ваших мест изъясняются примерно так же, а вы не берёте их слова на заметку, то сами себя лишаете законного наследства. Музыка нашей речи настолько вразумительна, что никак не выйдет пропускать её мимо ушей безнаказанно. Пытаясь же эту музыку не замечать, автор рискует растратить лучшую часть своих творческих сил.

На что ещё я обратила внимание в ваших рассказах, так это на поверхностное изображение героев, их характер раскрыт в общих чертах. Автор понял, как его герой думает, но этот персонаж безлик. Такая же проблема и с речью. Слова героев так же невразумительны, как их черты. Осилив историю до конца, мы не разглядели неповторимых характеров, потому что их и не было. А в большинстве хороших рассказов динамику создаёт именно темперамент персонажа. По вашим текстам видно, что автор подумал оживить сюжет, но почему‐то не решился доверить эту функцию тому, кого он сам и придумал. Думается, удачнее выйдет, действуя наоборот. Сперва покажите личность – реальную, оригинальную, и с нею обязательно произойдёт что‐нибудь такое, чего не надо выдумывать заранее. Оно даже лучше, если дальнейшее станет сюрпризом и для вас. Тогда в собственных рассказах вам откроется что‐то новое.

А коль не откроется для вас, тогда, боюсь, не откроется ни для кого.

О рациональной эксплуатации излишеств

Минувшей осенью [66] мне написала студентка: мол, она была бы мне «искренне признательна», если я растолкую ей, как именно, я полагаю, должен читатель просветиться от прочтения моих рассказов. Подозреваю, ей это было нужно для выпускной работы. В ответном письме я посоветовала просто получать удовольствие от рассказов (хотя бы попробовать), забыв о просветлении. Было ясно, что мой ответ её не удовлетворит. Ей охота было не наслаждаться рассказами, а получить выжимку их содержания.

На занятиях по словесности новеллу в основном препарируют. Любую мою вещь, публикуемую студенческим альманахом, ждёт участь лягушки, чьи внутренние органы заспиртованы в банке.

Сознавая неизбежность всяких «что бы это значило», я тем не менее вижу в такой навязчивости что‐то нездоровое, если большинство студентов низводит понимание рассказа до головоломки, которую надо разгадать, дабы наступило Мгновенное Просветление.

Рассказ никуда не годится, если охотно поддаётся банальному пересказу его содержания, если не остаётся в твоей памяти надолго, открываясь с разных новых сторон. Да, разбирайте рассказ как вам угодно, но верно и то, что для вразумительно разбора произведения нужно сперва получить удовольствие от его прочтения, и, по‐моему, ничто так не способствует первому приятному впечатлению от вещи, как авторская читка её вслух.

Никак не претендуя на лавры Эсхила или Софокла, в этом рассказе я не гарантирую вам эмоционального облегчения, то есть «катарсиса», на основе всем известных мифов. Но произведение, которое вам предстоит прослушать, требует плотного знакомства с мифами Юга. Оно вызывает сострадание и ужас, хотя серьёзно именно как раз в своём комизме. И всё‐таки я очень верю, что вы, подобно древним грекам, должны быть в курсе того, что произойдёт с героями в моём рассказе, чтобы нежданное вошло в плоть и кровь рассказа.