Таинства любви. Новеллы и беседы о любви (СИ)

Несмотря на нездоровье, я работал еще больше, чем прежде, но все как-то впустую. Все выходило не то... Я долго искал причину своих неудач, пока не понял: это - инфантилизм!

Что такое инфантилизм? Это не детскость, чудесное свойство детей и великих людей. Это - боязнь жизни, может быть, из-за болезненной восприимчивости к ее гримасам, но и к ее красоте, что тоже пугает. Некоторая осторожность, страх - это еще идет на пользу в детстве и в юности, но позже становится тормозом... Затоптавшись на месте, человек обнаруживает под ногами песок, в который уходят жизни и нерасцветшие дарования.

Я долго разбирался во всем этом, в истории болезни, понятно, не только моей. Теперь мне яснее ясного: инфантилизм сродни дилетантизму, равно губительному для личности, для таланта. Да и для общества в целом. У нас слишком много развелось дилетантов - от науки, от производства, от сельского хозяйства, от литературы и искусства. Вред они наносят громадный. И чем скорее мы это осознаем, тем лучше.

Теперь, когда я по нечаянному случаю раскрыл перед вами тайны своей души, - видимо, не следовало мне этого делать, - я вынужден распрощаться с вами. Жизнь, счастье - все это у меня было. А у вас еще впереди. Я нахожу, что душа моя осмыслилась, я чувствую в себе силы исполнить мои планы. Остается слишком мало времени, ничто уже не должно меня отвлекать.

Прощайте! Будьте злоровы и счастливы!

                                                                   М. Стенин.

Неожиданный постскриптум удивил и озадачил Марину. Что бы это значило? Зачем? Ведь не исповедуются перед первым встречным! Нет, не исповедуются. Она понравилась ему. Еще бы. Красота в ее собственной, идеальной сфере. Если он видит ее такою и раскрывается перед ней, значит, между ними установилась какая-то важная, серьезная связь. И он хочет оборвать ее? Не может быть. Скорее она могла и должна была первой пойти на это.

Но именно в эти дни Марина узнала о Михаиле Стенине нечто новое.

- Ну, кто он, твой новый знакомый? - все приставал Славик.

- Я думаю, он философ, - сказала Марина не совсем уверенно.

- Разве в наше время еще есть философы?

- Конечно, есть.

- Что-то не слыхал.

- Ну откуда тебе знать?

- Это верно. Но знаешь, ведь я никогда не читал ни Аристотеля, ни Платона, а имена мне известны. Философ - это же непременно крупная величина, он как Эльбрус или Монблан должен возвышаться над миром. Иначе... он, как все мы, у каждого своя профессия, вот и все.

- Не скажи, - возразила Марина. - Я раньше всегда думала: “Какой у меня папа умный!” И мама не промах. А Михаил Стенин...

- Как ты сказала? Стенин? Вроде я слышал эту фамилию, и именно в этом плане...

- В каком плане?

- В философическом...

- Ну?

- Да, говорили про него... и чуть ли не у вас! Спроси у мамы.

Славик съел весь обед и уехал. В тот же вечер Марина справилась у матери. Людмила Ивановна, не долго думая, заявила, что Михаил Стенин - это литературный критик.

- Ты уверена?

Людмила Ивановна, улыбнувшись, нашла номер одного из “толстых” журналов за прошлый год со статьей М. Стенина, которую и Марина читала с интересом.

- Мама! Это и есть мой новый знакомый! - с легким торжеством рассмеялась она.

- Поздравляю! Как это случилось?

- Как это случилось, ты знаешь. Билет у меня с рук взял именно он... Мы разговорились и познакомились. Но он ни словом не обмолвился, кто он такой.

- Он что, молодой?

- На первый взгляд не старше Славика... Но ему столько же примерно, сколько тебе или папе... Странный он какой-то, но интересный!

- И между вами завязалась переписка?

- Как видишь.

- Он увлекся тобой? - Людмила Ивановна перешла на шепот, чтобы до поры до времени не посвящать отца в неординарную историю дочери.

- Не знаю, - смутилась Марина.

- А что он пишет?

- Мама, сама понимаешь, без его разрешения я не могу показать тебе письмо... Он пишет вообще, то есть больше о себе...

- Хорошо, - мать не настаивала. - Перечитаем его статью.

Семья из года в год выписывала один-два “толстых” журнала, а Людмила Ивановна вообще обожала разговоры на литературные темы.

- Ты знаешь, - сказала она позже, - мне нравится его статья. Он пишет искренно и прямо, без обиняков. Мне бы очень хотелось с ним познакомиться. Ты можешь это устроить?

- Пожалуй, - рассмеялась Марина, ибо мать говорила шутливо-важным тоном, как она обыкновенно разговаривала при гостях. Журнал, статья, автор которой словно вошел в их жизнь, вдруг представили разговор матери с дочерью в новом свете, уже в не индивидуально-личном, а как бы в более широком плане, как небо открывается над городом, когда выходишь на улицу... Впрочем, Людмила Ивановна, в характере которой всегда присутствовало это стремление к более широким горизонтам жизни, не забывала и о том, что она мать.

- Кстати, - сказала она, - это и необходимо, чтобы ваши отношения не зашли куда-нибудь не туда. Ты меня понимаешь?

- Да, мама, - отвечала Марина, как примерная и послушная дочь, какой она чаще всего и была.

- У меня к нему много вопросов.

Вопросы были и у Марины, но он - “Прощайте! Будьте здоровы и счастливы!”

V

Марина заколебалась: как быть? Оставить Стенина в покое, как он того хочет? Тогда - зачем была эта исповедь?