Таинственная карта

Если история крестовых походов не входит в круг ваших интересов, то скорее всего вы прочтете книгу Питера Франкопана просто как увлекательное, фундированное и ясное повествование о том, что творилось на пространстве от Франции до Палестины в конце XI века, о великих победах, трагических поражениях, интригах, подвигах, корысти и предательстве. Если же ваши познания в предмете чуть выходят за рамки школьной программы, то эффектом от подобной смещенной оптики, от фокусировки на непривычном и общего «византиецентризма», станет вполне натуральное головокружение, а многие события мировой истории (включая, к примеру, многовековую культурную изоляцию Руси – со всеми вытекающими) предстанут перед вами в радикально новом свете.

Айван Моррис Мир блистательного принца: придворная жизнь в древней Японии [199]

Опубликованная в 1964 году и, наконец, переведенная на русский книга англичанина Айвана Морриса, культуролога, переводчика и друга Юкио Мисимы – золотая классика японистики, сочетающая в себе оригинальность исследования (Моррис был настоящим большим ученым с мировым именем) с чарующим изяществом изложения. Собственно, безукоризненное изящество – едва ли не ключевой элемент этого текста, перебрасывающего ажурный мостик из ХХ века в эпоху Хэйан – самый изысканный и церемонный период японской истории, расцвет которого пришелся на XI век.

Вынесенный в заглавие «блистательный принц» – это, конечно же, принц Гэндзи, любвеобильный и томный герой знаменитого романа императорской фрейлины Мурасаки Сикибу, и бо́льшая часть деталей, призванных проиллюстрировать хэйанские быт и нравы, заимствована автором из этого фундаментального для всей японской культуры текста. Однако помимо романа Мурасаки Моррис обращается и к другим важным книгам эпохи – в частности, к «Запискам у изголовья» другой знатной придворной дамы, Сэй Сёнагон. Если же читателю хочется большего академизма и информативности (а заодно и меньшего перекоса в сторону литературных источников), то на каждой странице имеются пространные, куда более строгие по стилю сноски, читать которые можно параллельно с основным текстом, можно отдельно от него, а можно и вовсе пропускать – всё, в общем, понятно и без них.

К X веку Япония полностью обособилась от Китая (из которого до этого с жадностью заимствовала решительно всё – от способов стихосложения до архитектуры) и оборвала с ним все связи, императорский двор переехал в новую благоустроенную столицу – Хэйан-кё, подарившую название всей эпохе (позднее этот город стал известен как Киото), власть прочно закрепилась в руках могущественного клана Фудзивара, а во дворце потекла жизнь бесконечно утонченная и при этом абсолютно самобытная. Собственно, вся книга Морриса представляет собой вдумчивый и детальный рассказ о тончайших нюансах этой жизни, о едва ли не чувственных отношениях придворных с природой и временами года, о сложнейших таинствах этикета и церемониала, об устройстве общества, о месте в нем женщины (одновременно очень высоком и почти бесправном), о религии (распадавшейся на три равновеликих рукава – буддизм, синтоизм и традиционные поверья), а главное – о повсеместном культе красоты и художественной чувствительности, стоявшей в списке добродетелей несопоставимо выше нравственности.

Эпоха Хэйан относится к числу периодов, словно созданных для того, чтобы смотреться в них, как в зеркало. Тотальная театральность и демонстративность чувств, возогнанных до предела; пронзительное (и тоже несколько аффектированное) ощущение близкого конца и обреченности, пронизывающее каждое мгновение бытия; культурный изоляционизм и распад традиционной семейной модели, – при желании практически любое время (наше – не исключение) найдет в эпохе Хэйан нечто родное и узнаваемое. Однако – и в этом состоит едва ли не главное достижение Айвана Морриса – автор умело противостоит соблазну уподобления. Его книга – это честное и самоценное погружение в тот самый мир блистательного принца, без попытки использовать его в качестве метафоры для разговора о собственной эпохе, без притянутых аналогий и многозначительного подмигивания. И именно эта аскетичная чистота авторской мысли, эта рыцарственная и бескорыстная преданность избранному предмету делает книгу Морриса не просто увлекательной, но еще и максимально вневременной, принципиально не устаревающей и свободной от диктата актуальности.

Патрик Барбье Празднества в Неаполе. Театр, музыка и кастраты в XVIII веке [200]