Таинственная карта

«Блаженными» или «похабами» (от глагола «хабить», то есть «портить») на Руси называли юродивых – святых безумцев, ходивших по снегу босиком, пристававших к женщинам, испражнявшихся на публике, дерзивших власть имущим и вообще всячески фраппировавших общественность своим поведением. Однако сама традиция «безумных во имя Христа» пришла из Византии – и Сергей Иванов прослеживает эволюцию юродства от ее зарождения в VI веке, когда на улицах сирийского города Эмессы безобразничал благочестивый провокатор по имени Симеон, до фактического истребления последних юродивых в сталинских лагерях («хорошо было блажить при Николае, а поблажи-ка при советской власти», – говорила юродивая Мария Дивеевская).

Византийское юродство, предполагающее одновременно пребывание в самом средоточии мира с его соблазнами и полнейшую для них неуязвимость, в интерпретации Иванова оказывается альтернативой мученичеству – неслучайно оно расцветает в относительно спокойные для христианства времена, когда православная община рискует заскучать, и вянет на фоне раздоров и войн. Юродивый не существует вне фокуса всеобщего внимания: он непознаваем и трансцендентен, как кантовская «вещь в себе», а ошарашенные наблюдатели могут только описывать его выходки и почтительно гадать о внутренних мотивациях. «Нельзя сказать “я – юродивый”, только “он – юродивый”», – пишет по этому поводу Иванов. «По зову Бога он выбегает в мир из пустыни, словно на единоборство с Диаволом», – описывает поведение юродивого один из агиографов, но тактика и стратегия этой величественной битвы остаются для обычных людей загадкой. Именно это – особенно в русском изводе юродства – роднит поведение «похаба» с поведением царя, столь же непостижимого и внеположного всем мирским законам (этим, в частности, объясняется временами совершенно «юродское» поведение Ивана Грозного).

Сергей Иванов относится к числу тех добродетельных авторов, которые в самом деле пишут о том, о чем пишут, не подмигивая читателю многозначительно и всеми способами избегая натянутых параллелей с современностью. Тем ценнее и глубже те спонтанно возникающие при чтении «Блаженных похабов» аллюзии с нашим временем и нашими сегодняшними обыкновениями и нравами, которые во множестве порождает книга Иванова – многослойная, парадоксальная, пробуждающая читательскую мысль и в высшей степени необычная.

Джонатан Харрис Византия: история исчезнувшей империи [197]

Британский византинист Джонатан Харрис с самого начала берет быка за рога, честно признавая: у Византии как у государства очень плохая историческая репутация. Погруженные в придворные интриги, бессмысленные догматические споры, бесконечное украшение и без того богато украшенных храмов и утомительные ритуалы, византийцы не сумели ни выстроить эффективную систему управления, ни создать надежную армию – да что там, они даже до ветряной мельницы не додумались. Однако подобный взгляд на Византию вступает в разительное противоречие с тем, что из всех империй подобного масштаба именно она просуществовала дольше всего – более тысячи лет, причем в самых враждебных и постоянно меняющихся (преимущественно к худшему) условиях. Именно поэтому автор предлагает отвлечься от мнимой несостоятельности Византии и поговорить о том, каким образом ей удалось выживать так долго, сохраняя при этом культурную, религиозную и языковую целостность.

В сущности, книга Харриса – это очередной (более краткий, чем увесистый кирпич Джона Норвича, но куда более пространный, чем «История Византии в 22 пунктах» на сайте Arzamas) пересказ основных вех византийской политической истории. Основание Константином новой столицы, принятие христианства, реформы Юстиниана, иконоборческая ересь, борьба со славянами, арабами и персами, великолепие Македонской династии, четвертый крестовый поход, закончившийся захватом Константинополя – и дальше, под горку, к страшному дню 29 мая 1453 года, когда, защищая город на древних стенах Феодосия, в бою пал последний император – по иронии судьбы тоже, конечно же, носивший имя Константина.