— Потому что я желаю дать этому растению свое имя.
— Вы же сказали, вы свое письмо уже подписали мужским именем.
Она ухмыльнулась:
— Никого не удивит, что некий господин желает дать растению имя дамы. Cosina. Недурно?
Она произнесла это на итальянский манер, с ударением на «и».
— Благозвучно.
— Только подумайте, господин Мурин. Мое имя останется в веках. За это стоило рисковать жизнью.
— Почему ж сразу жизнью?
— Меня ведь чуть не приняли за шпионку!
Мурин так и замер с рукой, протянутой к колоде:
— За шпионку? Кто? Коловратов?
— Ха! Так он и вас посвятил в свои теории? А сам ни одного француза в жизни своей не видал, только что на модной картинке в журнале… Вообразите мои чувства. Я уже обкопала и вынула экземпляр, когда на меня вдруг выпрыгнули всадники. Ах, да они бы прикончили меня или я сама со страху померла, если б только мы все не объяснились по-французски.
— А потом?
— Мы раскланялись. Они поехали своей дорогой, а я отправилась своей. К чему тогда вообще воевать? Ведь можно объясниться словами.
— Беспрестанно задаюсь тем же вопросом, сударыня.
— И каков ваш ответ?
— У меня его нет.
Они доиграли партию, и госпожа Козина выразила надежду, что ей удастся быстро заснуть. Мурин пожелал ей спокойной ночи.
Он думал о том, какую странную жизнь вели в месяцы войны здешние жители, когда пламя свечи опять замоталось. На этот раз явилась госпожа Макарова.
— Не спишь, — обрадовалась она. — Вот славно. Варвара Тихоновна не знает, она у меня спать горазда, а я, знаешь, часто полуночничаю.
Мурин не стал выдавать госпожу Козину.
— Как тебе Юхновы? — глазки ее блестели от любопытства.
— До них я, сударыня, так и не дошел.
— Как так?
— А вы не догадываетесь?
— На что ты намекаешь?
— На ваш комплот. Вы отправили меня к отставному коллежскому асессору Соколову, а еще раньше выслали к нему мальчика — предупредить о моем приходе.
Госпожа Макарова и не думала отпираться.
— Конечно. Как же иначе? Девочкам, как бы ни были они молоды и хороши собой, всегда следует заблаговременно проверить туалет, туфельки, завить волосы.
Мурин на это только глаза округлить сумел. «У меня нет слов».
Госпожа Макарова не смутилась:
— Они милые, все три. И что плохого в том, чтобы молодежь весело провела время?
Мурин покачал головой.
— К тому же я играла честно и сперва отправила тебя к Коловратовым, чтобы ты поглядел на семейную жизнь без прикрас. И только потом окунулся в соблазны юности и красоты.
Мурин и на это не нашел слов, а только надул щеки.
— Которая из барышень Соколовых тебе приглянулась?
— Я об этом не думал.
— Ага, — подмигнула Макарова. — Так я тебе и поверила. Скрытничаешь. Что-то вы все скрытными сделались. Мой Васюта вот… Я тебе говорила, он в уланах служит. Сейчас, — пообещала она и принялась, вращая локтями, рыться в своем ридикюле. — Мой Васюта — самый нежный сын. Ваш пол известно какой: едва вырастаете, так уж почитаете зазорным матери писать. А уж тем более на военной службе. Товарищей стесняетесь. Подумают еще, что маменькин сынок! Вон Юхнова, бедная, от своего Егора ни записочки не получила. А мой Васюта, наоборот, при каждом удобном случае передает мне хоть коротенькое, да письмецо… Они все всегда со мной. Как заскучаю по Васюте, так и перечитываю… Ах, да вот оно.
Она извлекла сложенный листок. Пробежала глазами верхние строки:
— Милый друг маменька! Слыхал? Вот как пишет матери: «Милый друг!» Так, где же это… А, вот. Милая маменька, не спрашивайте меня ни о чем и не ждите от меня рассказов.
Она опустила листок и посмотрела на Мурина со странной тревогой.
— Вот что он мне написал.
Мурин неопределенно промычал.
— А ведь раньше он ничего от меня не скрывал.
У Мурина засосало под ложечкой. Госпожа Макарова не отстала:
— Почему он просит не спрашивать?
Она ждала, что Мурин ответит. Ждала по-настоящему.
«Да уж, — думал Мурин с тоскою на сердце, — навидался ее Васюта такого и сам такое там творил, что у мамаши волосы дыбом встали бы». Но напустил на себя официальный вид и ответил:
— Военные сведения не следует доверять частной переписке и разговорам.
— Даже матери?
— Письмо может дорогой попасть в чужие руки.
Макарова удовлетворенно кивнула:
— Французские шпионы. Я тоже так подумала. Хорошо, больше не спрашиваю.
Она сложила и убрала листок.
— Наш бедный Коловратов на почве шпионов совсем спятил. Он к тебе очень со своими россказнями приставал?
— Поделился.
— Он, конечно, перегибает. Но поневоле задумаешься: что, если бедный Коловратов хотя бы на четверть прав?
— О кончине госпожи Юхновой у вас говорят куда больше, чем о французских шпионах.
— Она богачка. Людям чужие деньги всегда покоя не дают.
— Мне показалось, что не только ее богатство тому причиной.
— Соглашусь с тобой. Есть и другая причина. Если бы госпожа Юхнова у себя дома померла, среди родни, то все в Энске кинулись бы вызнавать, выспрашивать друг у друга, что да как. Вот и развлечение на несколько недель. А Юхнова, видишь ли, померла ну буквально у всех нас на глазах.
— Вы сами видели?