«Все дело — во мне самом, — пришел к выводу он. — Война во мне точно какой-то винт сорвала с резьбы. Я во всем первым делом вижу дурное, в каждом человеке предполагаю худшее». Настроение снова испортилось. «А следовало бы оставить этих людей в покое».
Недовольный собой, он поднялся в спальню, лег, поручение Ипполита было выполнено, а сапог можно заказать пошить в мастерской, сделают за ночь, только бы добраться до города побольше.
Мурин твердо решил, что завтра утром уедет из Энска.
Глава 9
— Вот, доставили тебе утром. Пока ты спал.
Записка ждала его на столе, зажатая между тарелкой и чашкой. Мурин выхватил ее и пробежал глазами. «Быстрые в Энске слухи», — в который раз подумал он. Срок, поставленный доктором Фоком, прошел. Предсказание сбылось. Спустя сутки все знали о нем все. Мурин бросил записку на стол.
Она была от госпожи Юхновой. В самых учтивых выражениях дама приветствовала его в Энске. Выражала огорчение дорожным неудобством, случившимся с ним в их владениях. Приглашала оказать им честь посетить их в доме, чтобы обсудить, как ему будет благоугодно встретиться с собственным сапогом и как они могут этому споспешествовать. Почерк был прекрасный. Ровный и ясный. Даже чересчур.
Обе пожилые дамы не сводили с него глаз, в них горело любопытство.
Мурин жестоко оставил его неутоленным.
Глаза его быстро нашли дом, выступавший из остальных размерами и статью, его окружал сад. Теперь нагой, но, несомненно, пышный летом, он надежно скрывал от завидущих прохожих глаз чужое богатство. А для тех, кто готов протянуть руку к чужому добру, торчали пики забора. Богатство везде любит приватность, что в Энске, что в Петербурге. Это был дом Юхновых. Вышла женщина. Теплый капор и теплая шаль мешали разглядеть ее внешность и фигуру. Понятно было только то, что это дама, а не из дворни. Она сошла из крыльца прямо в сад, где снег хоть и слежался, хоть и подтаял ямками у стволов, но был еще глубок. Волочился, намокая, подол. В руках у нее были большие ножницы.
Над ее головой стукнула форточка. Женщина сунула ножницы под шаль. И только потом обернулась. За стеклом виднелось лицо в чепце. Дивное, классическое. Портила его только холодная брюзгливость.
— Что это вы там делаете?
— Гуляю, Елена Карловна, — робко ответила дама.
— Хорошенькое место вы нашли, чтоб гулять. Смотрите, что с вашим платьем и башмаками.
— Я отдам высушить.
— У людей больше нет других дел, как вас сушить.
— Я сама все обсушу, Елена Карловна.
— Вернитесь в дом. В девичьей сели кроить наволочки.
Елена Карловна недовольно цокнула языком. Форточка закрылась.
Дама в саду не поджала губ, не сдвинула брови. Просто тихо пошла к крыльцу.
Движимый любопытством, Мурин подошел и стал глядеть между железных копий.
— Прошу меня извинить, — учтиво окликнул Мурин.
Женщина обернулась. Лицо ее было юным. Не дама, барышня. Она сперва испугалась. Но увидела тулуп, увидела офицерский кивер и сапоги. Медленно, по мокрому снегу подошла. Но не слишком близко. «Осмотрительная».
— Что вам угодно, сударь?
— Я с визитом к хозяйке.
Носик и глазки ее покраснели от холода. Совершеннейшая белая мышь.
— Прошу.
Дорожка к крыльцу была расчищена. Но только она. Повсюду из-под снега торчали прутья, голые стебли — природа только и ждала весны. Видно было, что за прошлый год сад изрядно одичал, зарос — им толком не занимались: в этот год всем было не до садов.
Мурин поднялся за девушкой по ступеням. Она отворила дверь.
— Прошу, — повторила, — входите… Осип! — крикнула и тут же шмыгнула в какую-то дверь.
В богатую прихожую вышел немолодой, но крепкий и плечистый лакей в ливрее. Поклонился гостю. Принял кивер и перчатки. Повесил на руку себе его тулуп. Взгляд скользнул по гусарскому мундиру, блеснул. Физиономия не выразила ничего: человек при исполнении.
— Как прикажете доложить, ваше…
— …Благородие. Изволь доложить твоей хозяйке, что господин Мурин просит принять.
Лакей согнул стан, показав темя.
— Гренадер? — не удержался Мурин.
На лице лакея проступило человеческое выражение: изумление, лукавство.
— Таврический полк. Отставлен по ранению.
— Ха, — подмигнул Мурин, довольный своей догадливостью. — Вашего брата сразу видать. Ступай же, доложи обо мне своей барыне.
Лакей козырнул, вытянувшись во фрунт, ему приятно было припомнить старую роль. Но предпочитал держаться привычной:
— Извольте пройти и обождать в гостиной.
Проводив Мурина, он тихо притворил двери за собой.
Мурин оглядел гостиную. Она была обставлена со старомодной основательностью. Даже богато. Казалось невероятным, что за окнами Энск. Дом вполне петербургский. «Как только они все это сюда притащили?» Гигантша-люстра свисала с потолка. На каминной полке тикали бронзовые часы, увенчанные фигурами старика и младенца. Потемневший портрет на стене выдавал руку крепостного живописца. «Наверное, покойный Юхнов. Ну и мурло». Шторы были подхвачены черными лентами, напоминая, что семейство в трауре.
Шуршание платья заставило Мурина обернуться.