Таинственная страсть (роман о шестидесятниках). Авторская версия

Тушинский стоял над гробом, закрыв лицо своими длинными ладонями. Потом опустил ладони и стал читать стихи Роберта из «трагического цикла»:

Ах, как мы привыкли шагать от несчастья

                                                            к несчастью…

Мои дорогие, мои бесконечно родные, прощайте!

Родные мои, дорогие мои, золотые, останьтесь,

Прошу вас, побудьте опять молодыми!

Не каньте беззвучно в бездонной российской

                                                           общаге.

Живите. Прощайте…

Тот край, где я нехотя скроюсь, отсюда не виден.

Простите меня, если я хоть кого-то обидел.

Целую глаза ваши.

Тихо молю о пощаде.

Мои дорогие. Мои золотые.

Прощайте!

Постичь я пытался безумных событий

                                                          причинность.

В душе угадал…

Да не все на бумаге случилось.

Волга-река. И совсем по-домашнему: Истра-река.

Только что было поле с ромашками…

Быстро-то как!..

Радуют не журавли в небесах, а синицы в руках…

Быстро-то как!..

Да за что ж это. Господи?!

Быстро-то как…

Только что, вроде, с судьбой расплатился, —

Снова в долгах!

Вечер в озябшую ночь превратился.

Быстро-то как…

Я озираюсь. Кого-то упрашиваю, как на торгах…

Молча подходит Это. Нестрашное…

Быстро-то как…

Может быть, что-то успел я в самых последних

строках?!

Быстро-то как!

Быстро-то как…

Быстро…

ПОСТСКРИПТУМ

Люди, всевозможные, оставшиеся, поднимались к возвышению, медленно обходили гроб, целовали покойника — мужчины в скрещенные на груди руки, женщины в лоб. Ваксоны все еще двигались в низинах, приближались: Ваксон впереди, Ралисса за ним.

И вдруг он почувствовал Присутствие Роберта. Оно, Присутствие, раскрывалось навстречу ему с удивительным дружеским чувством, словно объятие. Как будто бы оно, обнаружив его в этой толпе, открылось навстречу ему с радостным удивлением и любовью. Оно, Присутствие, при всей его невидимости, почти физически соприкоснулось с ним, словно говорило: старик, оставь хоть на миг эту внешнюю физику, просто почувствуй, как радостно видеть тебя в этой толпе прощания и прощения, хоть все это может и испариться в следующий миг, старик.

На выходе из Дома радио, на ступенях, он привлек к себе Ралиссу.

«Скажи, ты почувствовала его Присутствие?»

«Да», — еле слышно прошептала она и уткнулась ему в плечо.

21 мая 2007

В. Аксенов

ФОТОАЛЬБОМ

На коктебельских пляжах собирался весь цвет советской литературы

Роберт Рождественский (в романе — Эр) и граждане Свободной Республики Карадаг

Владимир Высоцкий (Влад Вертикалов)

Василий Аксенов (Ваксон) и Роберт Рождественский

Роберт в Коктебеле

Рождественский с женой Аллой Киреевой (Анна Фареева)

Роберт Рождественский с Аллой Киреевой

Рождественский, 60-е годы

Роберт Рождественский в Коктебеле (крайняя слева — Кира Аксенова). 60-е годы

Семьи Рождественского и Булата Окуджавы (Кукуш Октава) часто отдыхали вместе. В центре — Алла Киреева

Василий и Кира Аксеновы (Ваксон и Мирра), Роберт и Алла Киреева, Эдуард Рой (слева направо)

Рождественский с другом, художником Стасисом Красаускасом (Юстинас Юстинаускас)

Белла Ахмадулина (Нэлла Аххо)

В 60-е Аксенов даже не думал, что станет диссидентом и человеком мира

Кира и Василий с сыном Алешей, которого в романе зовут Дельф

Аксенов с женой Кирой

Кира (Мирра) и Василий (Ваксон) Аксеновы

Майя Кармен (Ралисса Кочевая)

Роберт Рождественский с Аллой Киреевой, Белла Ахмадулина и Андрей Вознесенский (Антоша Андреотис)

Василий Аксенов, 60-е годы

Аксенов с Владимиром Высоцким

Андрей Вознесенский и Зоя Богуславская (Софья Теофилова)

Евгений Евтушенко (Ян Тушинский) с женой Галиной Сокол (Татьяна Фалькон)

Руководство КПСС на выставке современного искусства в Манеже. 62-й год

Н. С. Хрущев, проходя по выставке, с каждой минутой становился все мрачнее