— С этим все ясно, и ты можешь расслабиться, Янне, — сказала Сванстрём и ободряюще помахала стопкой документов Левину, который сидел сгорбившись перед своим письменным столом над грудами совсем других бумаг.
— Я внимательно слушаю. — Левин откинулся на стуле.
— Оказывается, все было не так просто, как я думала, — констатировала Ева Сванстрём. — Но вот как развивались события на самом деле, если верить Маргарете Эрикссон, с которой я недавно разговаривала. А у этой дамы, похоже, полный порядок с головой. Вдобавок она председательствует в их квартирном товариществе.
Приблизительно три года назад, примерно в то время, когда они окончательно образовали жилищное товарищество, Маргарета Эрикссон продала свою квартиру на втором этаже Мариану Гроссу, тогда переехавшему в их дом. Одновременно она купила себе апартаменты на самом верху, где проживает сегодня, у своей соседки Лотты Эриксон, матери Линды. А сама мать Линды переехала на первый этаж в квартиру, где и живет с тех пор и где месяц назад убили ее дочь. Там изначально находился офис, потом помещение сдавали в аренду, затем оно стояло пустым в связи с созданием товарищества. И именно мать Линды, а не товарищество владела им.
Маргарета Эрикссон явно хотела иметь помещение побольше, пусть и жила одна, — продолжала Сванстрём. — Во-первых, ей требовалась пара комнат под офис для ее бухгалтерской деятельности, во-вторых, она продала свой летний домик, от которого осталась масса старой мебели. Ее она собиралась сохранить, и для этого ей необходимо было место.
— В то время как Лотта Эриксон могла обойтись жильем поменьше, поскольку дочь съехала от нее, — констатировал Левин.
— Да, — подтвердила Сванстрём. — И зачем я тебе, собственно? — добавила она с улыбкой.
— Там заслуживает внимания еще пара вещей, — заметил Левин.
— Я так и знала, — вздохнула Сванстрём. — Если мы пойдем по порядку, и если тебя интересует, не являются ли родственниками Маргарета Эрикссон с двумя «с» и Лотта Эриксон с одним «с», то ответ отрицательный.
— До этого я уже дошел своим умом, — усмехнулся Левин.
— Не самая сложная задача, — подколола его Ева Сандстрём. — Я все поняла сразу же, проверив их прошлое. Маргарета Эрикссон пишется с двумя «с». Обычное или, по крайней мере, самое обычное написание, и такую фамилию она носила с тех пор, как вышла замуж. Лотту Эриксон изначально звали Лизелотт Эрикссон с двумя «с». Ее полное имя Лизелотт Джанет Эрикссон. После замужества она стала Лизелотт Валлин Эрикссон, а после переезда в США изменила написание своей фамилии на Эриксон с одной «с». Лоттой ее называли всегда, еще с детства. Когда она развелась и возвратилась домой, прежде всего избавилась от добавки Валлин, а примерно год спустя ходатайствовала также об изменении имени. И уже в течение восьми лет числится во всех документах как Лотта Лизелотт Джанет Эриксон.
— Ага, да, — пробормотал Левин.
— Ты думаешь, преступник сначала позвонил не в ту дверь? — спросила Сванстрём.
— Да, — подтвердил Левин. — Так мне кажется. Это ведь Маргарет Эрикссон заявила в газете, что у нее и у матери Линды одна и та же фамилия. Хотя это фактически твоя заслуга. Именно ты предположила, что речь могла идти о старом любовнике, который неожиданно появился как черт из табакерки.
— Для встречи с Линдой, — продолжила его мысль Сванстрём. — Но ошибся и позвонил в дверь прежней квартиры. Ты уверен в этом? Ей же было не больше восемнадцати, когда мать жила на самом верху.
— Ради встречи с Линдой, или с ее матерью, или с обеими. Больше мне фактически ничего не известно, — сказал Левин и смутился. — Хотя возможно, все это совершенно неинтересно.
— Появиться у своей старой любви… среди ночи через три года… Думаю, я в любом случае сначала попробовала бы позвонить, — сказала Сванстрём.
— Ты имеешь в виду телефон? Именно об этом в качестве следующего задания я собирался попросить тебя. — Левин еле заметно улыбнулся. — Полагаю, нам надо проверить, не поменяла ли Лотта Эриксон номер.
— Сейчас, когда мы все равно уже за все это взялись, — констатировала Сванстрём.
— Точно, — кивнул Левин. — Точно.
«Почему бы еще раз не выстрелить в ночи?»
— Что ты думаешь об изнасиловании в Кальмаре, Рогерссон? — поинтересовался Бекстрём, едва сунул нос в комнату коллеги.
— Ужасно грустная история, — ответил Рогерссон.
— Она имеет какое-то отношение к нам, я имею в виду — к Линде?
— Ни малейшего.
— Тогда ты думаешь точно так, как я, — констатировал Бекстрём.
— Нам придется смириться с этим, — заметил Рогерссон и ухмыльнулся.
— Я спросил Кнолля и Тотта тоже. Просто на всякий случай, — сообщил Бекстрём.
— И что они?
— Кнолль не верит в это, но у него, похоже, есть небольшие сомнения. Ему кажется, что, пожалуй, стоит поговорить с коллегами из группы ВИКЛАС.
— А Тотт как считает? — спросил Рогерссон.
— Говорит, конечно, что не верит, но предлагает в любом случае все проверить и обменяться парой слов с коллегами из ВИКЛАС.
— Сенсационные мнения. Как они до всего этого додумались? — усмехнулся Рогерссон.
— Потом я спросил и Левина, — сообщил Бекстрём.
— И что он думает?