Таинственные чары

Я был поражен его изменившимся лицом, которое выражало страх и гнев; он не переставал волноваться, грозить, кричать, будучи уверен, что в его комнате, под кроватью, спрятались злодеи. Он ежеминутно вскрикивал: где они? В течение шести дней его лечили душами, рвотным, слабительным. Но прошествии этого времени он, по-видимому, успокоился и пожелал говорить со мной.

N. рассказал мне следующее: «Я не без причины привезен в ваше заведение, ибо находился тогда вне себя; я говорил и делал несообразные вещи; мои речи относительно жены были лишены здравого смысла. Я сознаюсь, что поведете ее безукоризненно и мне не в чем упрекать ее; но голова моя была в беспорядке, и это состояние было возбуждено следующею сценой:

«Я сидел в ванне, когда увидел, как вижу вас теперь, человека в черном платье. Он внимательно посмотрел на меня, сделал несколько гримас, стараясь оскорбить меня. Рассерженный этим, я выражением лица дал понять ему, на сколько недоволен его поведением. Тогда он приблизился к каминной трубе и, забравшись на нее, вскарабкался наверх, где исчез в отверстии. Я не пришел еще в себя от этого странного зрелища, как заметил трех человеку вылезших из-под кровати; они подошли ко мне и сделали те же гримасы и жесты, как и первый. Я рассердился, стал громко кричать и требовать нож, чтоб убить их. Они же вскарабкались на трубу и исчезли. Прежде я никогда не видел их, но лица их до того врезались в мою память, что я узнаю их везде. До своего ухода они наполнили мою простыню и одеяло отвратительными животными всякого рода. Конечно, я заблуждался, но готов своею кровью подтвердить справедливость этих фактов».

Чрез месяц, N. совершенно выздоровел; он сознался, что был в заблуждении и обещал избегать причин последнего. Спустя два года, он радикально был излечен.

Галлюцинации зрения могут изменяться до бесконечности, ибо, будучи обыкновенно только отблеском обычных мыслей, они принимают столько форм, сколько есть индивидуальностей.

Лишение зрения не препятствует возникновению галлюцинаций. Примером может служить одна 80-летняя дама, ослепшая за несколько лет. Каждое утро она отворяла двери и окна в своей комнате, чтобы облегчить выход многочисленных гостей, наполнявших её жилище. Эта дама страдала гипертрофией сердца, которая не имела влияния на ее видения.

Галлюцинации слуха и зрения часто соединяются вместе; вот пример тому, заимствованный нами из Revue britannique.

Несколько лет тому назад, жил в Бедламе некто Блекк, прозванный Видящим и твердо, глубоко веривший в действительность своих видений. Прошедшее открывало ему свой мрак, мир теней являлся к нему. Все великое, дивное, знаменитое, проходило пред Блекком.

Он сделался живописцем призраков. Пред ним, на столе, всегда лежали карандаши и кисти; он воспроизводил ими физиономии и атрибуты своих героев, которых он, как говорили, не вызывал, но которые сами приходили просить его снять с них портреты. Посетители могли видеть толстые тома, наполненные этими портретами, между которыми отличался портрет его матери. «Когда я вошел к нему в комнату, говорит автор, он рисовал девушку, призрак которой, как уверял Блекк, только что явился ему».

Самым обычным его посетителем был Эдуард III. В благодарность за эти частые визиты, Блекк написал его портрет масляными красками. Я предложил ему нисколько вопросов, долженствовавших удивить его и на которые он отвечал наивно и без всякого смущения.

– Говорят ли эти господа, кто они? – Hет, но я узнаю их, как только они явятся. Я не ожидал видеть Марка Антония вчера вечером, но тотчас узнал этого римлянина, как только он вошел.

– В котором часу посещают вас ваши знаменитые мертвецы? – В час; иногда их визиты продолжительны, иногда коротки. Третьего дня я видел бедного I., но он пробыл только две минуты; я едва имел время набросать контуры… Но, тс…. вот Ричард III!

– Где вы его видите?

– Напротив вас на той стороне стола; это первый его визит.

– Откуда вы знаете его имя?

– Мой ум узнает его, но как, не знаю. Постойте немного; если вы скажете еще слово, он уйдет».

Блек был человеком большого роста, бледный, красноречивый, обладающий известным талантом живописца и гравера (Revue britannique, juillet 1823, p. 184).

Один дворянин, 35 лет, деятельный, здоровый, живший около Лондона, жаловался, в течение пяти недель, на легкую головную боль. Страдая незначительной лихорадкой, он стал пренебрегать своими делами и семейством. Ему поставили cyxие банки и давали разные лекарства, когда пригласили доктора Арнольда. По совету последнего, его отвезли в частное заведение для умалишенных, где он пробыл два года, в течение которых постепенно прекратились его горячечные грезы.