Таинственные и удивительные истории, произошедшие с жителями старой Москвы, рассказанные очевидцами и пересказанные их домочадцами

— А мне тоже странный сон был, — вдруг вспомнила она. Будто я мусор то подметаю, а вместо мусора в совок денежки сыплются! А сзади наш сосед Федор Иванович стоит, и жалобно так просит, — дайте мне поесть, дайте! — Дарья Васильевна сделала жалобное лицо. — И руки ко мне тянет, а они у него растут, и уже длинные стали, прямо до меня достают! Тут к нему, какая — то старая женщина в ночной рубахе подходит и говорит: «Пойдем милый, я там тебе сама поесть дам» И, уводит его из комнаты. А он цепляется руками, за косяк двери, цепляется… Тут я и проснулась. Глаза Дарьи Васильевны выразили недоумение и растерянность.

— Может, чего съели не так? А может, полнолуние, в него всегда какая-то чепуха снится. Или согрешили ненароком? — сказал Григорий Павлович, посмотрев на икону.

— Давай в церковь сходим, да по дороге соседу пирог занесем. Вот богоугодное дело и сделаем. Может, такой страсти больше и не увидим, — предложила Дарья Васильевна, тоже перекрестившись на образ.

* * *

И оба супруга одевшись, завернули пирог в салфетку, и вышли из дома. Спустившись по лестнице, которая скрипела от каждого их шага, они вышли на улицу. День был летний, теплый. Солнышко ласкало и листву, и цветочки. Птички весело щебетали на деревьях, утренний ветерок, был немного еще прохладен, но бодрил и так приятно скользил по лицу.

— Погода-то, какая сегодня будет! Хороший денек! — сказал Григорий Павлович, посмотрев на небо. Давай сегодня после обеда к внукам сходим. Может даже, к себе на несколько дней их возьмем, а то Марья Ивановна с ними уж устала. А нам, веселее будет. В Александровский парк с ними погулять сходим, в ряды, пусть себе новые игрушки выберут.

— Да я и сам уж соскучился, — сказал муж. Уж очень я Машеньку люблю, такая баловница.

— Разбаловал ты ее, надо строже с детьми быть, а то потом на голову сядут, — проворчала жена.

Так разговаривая, старики, и подошли к квартире Федора Ивановича. Они постучали в дверь, но никто им не ответил.

— Рано ему еще на работу. Он обычно выходит минут через двадцать, — удивился Григорий Павлович.

— Ну-ка, постучи еще, — попросила Дарья Васильевна, почувствовав что-то не ладное. А сама немного пригнулась к стенке и прислушалась.

— Тишина! — сказал тихо Григорий Павлович.

— Давай дверь приоткроем? — посмотрела на него вопросительно Дарья Васильевна.

Дверь быстро открылась, и старики вошли в комнату. Федор Иванович лежал на кровати, свесив руки.

— Пошевели его, неужели помер? — поежилась Дарья Васильевна.

Григорий Павлович потрогал жильца, но он не дышал.

— Мертвый. Но теплый еще, видно часа два назад отошел, — решил он.

Старики положили жильца на кровать, сложили ему руки и закрыли глаза. Челюсть завязали платком. Зажгли свечку и вышли из квартиры.

— Твори дела добрые, пока можешь. Помогай ближнему! При жизни! А мы все про себя да, про свои беды. Чтобы нам к нему вчера то заглянуть! Человек при жизни порадовался бы. Хоть последний день с участием пожил бы. А теперь ему ничего не надо. И пирог не попробует, — размышляла вслух Дарья Васильевна. — А я его, кстати, в квартире у него забыла. Теперь и возвращаться не хочется. Пусть лежит там с ним.

— А кто же его хоронить будет? — подумал в слух Григорий Павлович. Давай Дарья Васильевна мы на себя это возьмем. Хоть в последний путь его по-человечески проводим. С молебном, с отпеванием. Да пойдем братцу твоему доложим.

* * *

— О, Дарья, Григорий Павлович! Чего так рано? — спросил хозяин дома. Проходите, за стол садитесь, мы как раз завтракать собираемся.

— Спасибо, Николай, но у нас к тебе дело, сказала Дарья Васильевна, усаживаясь за стол. Жилец то Федор Иванович помер. Что теперь делать? Он здесь один был. Кто теперь о его похоронах подумает?

— Может, полицию вызовем, пусть похоронят за счет города, — ответил Николай Васильевич. — Хотя нет, возьми Дарья ты это на себя с Григорием Павловичем. Я вам денег дам, а вы уж все сделайте, как положено, по скромному, но чтобы, по человечески. Все-таки не бездомный, при службе, и родственники где-то есть. Может, когда и вспомнят о нем. Так мы будем чисты перед совестью. Он мне за квартиру деньги отдал, а месяц еще не прожил. Так что, как бы его же деньги ему же и пойдут. На чужом горе не наживешься, да и мы не разоримся, если чуть потратимся на траурную процедуру.

— Правильно Петруша. Правильно братец. Вчера мы весь вечер о нем разговаривали. Уж не знаю, почему он нам на ум пришел. Может, перед смертью просил помощи, поэтому мы его и вспомнили? Жалко поздно! Но, да Бог с ним, что теперь делать.

Дарья Васильевна и Григорий Павлович еще поговорили с женой брата, да с племянницей. И пошли заниматься похоронами.

* * *

— Ну, вот и все, гора с плеч! Все, как положено, сделали. Будет ему земля пухом, — сказал Григорий Павлович, заходя в квартиру к жильцу, которая была теперь уже пустая. Что будем делать с его вещами?