– Итак, наш приятель придвигается поближе, и человек с мягкими руками нагибается к нему, оглядывается через плечо, потом облизывает губы. «Ходят слухи об убийствах, – шепотом говорит он. – О человеческих жертвоприношениях. Знаешь, что делают эти евреи? Они убивают христианских младенцев. И замешивают свой хлеб на их крови. Это доказанный факт…» И все – для нашего приятеля это уже предел. Потому что если это правда, это самая отвратительная вещь, которую только можно придумать. Те, кто так поступает, достойны самого худшего. И это снимает с него всякую ответственность; он не будет чувствовать себя виноватым за то, что нападает на евреев, – ведь они заслужили это. И вот сегодня он здесь. Вот каким образом он оказался этим сырым утром с палкой в руке возле булочной, готовый уничтожить бизнес этого человека. Потому что каждому нужна причина, чтобы творить неправедные вещи. Никто ведь не будет поступать против совести. Чтобы сделать что-либо, человек должен быть уверен в своей правоте. И наш приятель – вон он стоит, – он знает, что я прав, он на правильном пути. Но идет не в ту сторону. Конечно, нужно наказывать людей, которые приносят в жертву младенцев. Это, безусловно, так. Но спроси себя: кто принес в жертву
Толпа загудела. Голдберг знал, что задел людей за живое, но что-то отвлекло его. Кто-то пробирался сквозь толчею – полиция…
– Ладно, ладно, хватит! – раздался зычный голос. – Разойдись! Этот человек – Голдберг, держите его, он в розыске. Голдберг, вы арестованы!
«Еще нет», – подумал он.
Он спрыгнул со стула прежде, чем толпа расступилась перед полицейскими, и прошмыгнул в дверь булочной.
Гарри Соломонс закрыл ее на засов. Снаружи доносились шум и крики собравшихся.
– Да благословит вас Бог, мистер Голдберг, – сказал он. – Здесь человек от Мойши Липмана, он говорит…
Голдберг огляделся в маленьком уютном магазинчике, где приятно пахло свежим хлебом, и увидел миссис Соломонс, четверых ребятишек и небольшого человека, нервно теребившего свою кепку.
Гам на улице стал только громче, когда полицейские пробрались к двери. Человек Липмана тихо заговорил:
– Мойша и его люди арестованы, мистер Голдберг. Кто-то засек их, не знаю как. Но дом… – Он схватился за голову. – Господи, я даже не знаю, как это описать, мистер Голдберг…
– Что? Что?
– Весь дом… он рухнул… тот самый, за которым мы следили… он просто рассыпался у меня на глазах… его больше нет! Будто бомба взорвалась…
Голдберг был поражен. Он даже потряс головой, дабы убедиться, что находится в здравом уме и памяти. Как же Салли удалось?.. Ладно, сейчас не до этого. Надо быстрее выбираться отсюда.
– Давай, – обратился он к человеку Липмана, – помоги мне.
– Но, мистер Голдберг…
Это была миссис Соломонс. Вся семья окружила его, пытаясь отблагодарить, благословить, поцеловать, но он хотел вырваться отсюда, бежать из последних сил, найти Салли, сказать, что Харриет в безопасности, сказать, что…
В дверь ломились.
– Откройте! У вас скрывается преступник! Откройте дверь, или мы ее вышибем!
Гарри взял Голдберга за руку и отвел к задней двери, пока миссис Соломонс делала вид, будто возится с засовом.
– Да-да, сейчас, только ключ найду…
– В стене есть ворота, – быстро сказал Голдбергу булочник. – Вот ключ. Оттуда выйдете на аллею Кроппер. Пройдете через Куинс-Хэд на Бриклейн.
Но было слишком поздно. Когда Соломонс открыл дверь, то увидел перед ней полицейского.
– Попался, – улыбнулся тот.
Голдберг повернулся к человеку Липмана и сказал на идише:
– Позвони Малышу Менделу. Сорок два четырнадцать. Расскажи, что случилось. – А затем по-английски обратился к полисмену: – Ладно, констебль, пойдемте. Я слишком устал, чтобы бегать от вас. Только не дергайте за руку, мне из нее недавно вытащили пулю.
Соломонс взял пару булок и сунул их в карман журналисту.
– Это все, что я могу для вас сделать, мистер Голдберг, – сказал он. – Храни вас Бог.
Засов парадной двери отодвинулся, и полицейские бросились внутрь. Человек Мойши Липмана наблюдал, как они уводят Голдберга, а затем услышал странный звук на Холивелл-стрит, звук, которого еще полчаса назад никто не ожидал услышать: это были восторженные крики толпы, причем кричали как евреи, так и пришедшие громить их, объединенные теперь симпатией к схваченному преступнику.
Он видел, как героя увели прочь, полиция начала оттеснять толпу, и пошел искать телефон.