Таинственный Караваджо. Тайны, спрятанные в картинах мастера

На картине Караваджо призвание Матфея происходит не в лавке и не в салоне: это весьма неопределенное пространство, в которое врывается поток света – он как будто исходит из внешнего источника, проникает снаружи. На первый взгляд создается впечатление, что действие разворачивается в закрытом помещении, которое освещается справа и сверху, из-за пределов картинной рамы. Однако что-то не сходится, некоторые детали вызывают много вопросов. Караваджо помещает на заднем фоне окно, через которое, однако, не проникает свет – если бы персонажи находились внутри помещения, то стекло, выходящее на улицу, было бы менее темным. Таким образом, первое впечатление оказывается обманчивым: получается, что за спиной у персонажей не улица, а закрытая комната: Матфей принимает посетителей не внутри здания, а снаружи. Где же истина? Ученые до сих пор не пришли к единому мнению, дискуссии продолжаются десятилетиями.

Один из секретов гения Караваджо как раз и заключается в создании пространства особого типа, которое является одновременно закрытым и открытым. Однако Евангелие в данном случае четко говорит о том, что Иисус увидел Матфея, «проходя по улице», после того, как «вышел» из дома, исцелив больного. Если мы посмотрим на ноги Иисуса, едва заметные в полутьме, то увидим, как они переступают, стремясь выйти за пределы картины. Трудно изобразить этот отрывок из Нового Завета лучше, чем это сделал Караваджо: Христос сначала проходит мимо, затем оборачивается к мытарю и внезапным жестом приглашает встать и последовать за ним. Священное Писание ясно говорит о том, что сцена разворачивается на улице, но кардинал Контарелли велел поместить ее в интерьере – художник не мог не удовлетворить пожелания заказчика, однако при этом старался как можно достовернее следовать тексту Писания. Таким образом, получился компромисс – действие разворачивается снаружи дома, под сенью портика, озаренного светом, проникающим справа. Это объяснение представляется наиболее логичным. Призвание Матфея происходит во внешнем пространстве, но под навесом, куда пробивается последний луч полуденного солнца. Уже не в первый раз данный эпизод помещен под портиком, однако в нашем случае художник разработал поистине необычное решение, только так все детали укладываются в единую картину: свет попадает извне, а окно смотрит вовнутрь дома.

В жесте Иисуса узнается рука Адама кисти Микеланджело, запечатленная на своде Сикстинской капеллы (см. рис. ниже). Этот жест вызывает бурную реакцию всех персонажей, находящихся за столом, сидящий рядом хорошо одетый юноша толкает рукой Матфея, тот же как будто не верит собственным глазам. Меризи прекрасно знает, что именно поза апостола, его реакция станут предметом для критики. Вспомним, что, по мнению Контарелли, мастерство художника должно проявиться именно в этом – показать обращение мытаря в истинную веру. Караваджо решает запечатлеть святого в тот особый момент, который в Евангелии никак не описан: Матфей уже воспринял призыв, однако еще не дал на него уверенного ответа. Эта неуверенность, сомнения будущего апостола – к нему ли обращается Христос? – длится какие-то доли секунды. У него земля уходит из-под ног: почему среди всех выбрали именно его, казалось бы, человека наименее подходящего для проповедования веры Христовой – чиновника высшего ранга, взимающего подати (монета, прикрепленная на шляпе, элегантное черное одеяние, солидная борода – все это признаки классовой принадлежности). Люди ненавидят Матфея за жестокость, которую ему нередко приходится проявлять по долгу службы. Жесткость и бесчувственность еще прочитывается в жесте правой руки, которой он продолжает считать монеты, принесенные несчастным юношей-должником; другая же рука тянется к регистру, чтобы записать взимаемую сумму, но вмешательство Иисуса нарушает привычный порядок вещей.

Сотворение Адама. Микеланджело Буонаротти. Деталь свода Сикстинской капеллы, Ватикан