Таинственный Караваджо. Тайны, спрятанные в картинах мастера

Гений Караваджо поистине неукротим. Над его головой по воле папы висит угроза смертной казни, он навлек на себя гнев рыцарей Мальтийского ордена, которых страшится все Средиземноморье; у него нет денег, нет перспектив. И все же, оказавшись наедине с холстом, Меризи забывает о жизненных невзгодах и, сохраняя хладнокровие, приступает к созданию новых шедевров, не стесняясь экспериментировать. На этот раз Караваджо помещает фигуры в нижней части картины – кажется, будто он хотел побыстрее завершить работу, но при этом не желал отказываться от внушительных размеров полотна. Почти вся поверхность покрыта быстрыми и широкими мазками поверх темного подготовительного слоя, изрезанного рисунком, имитирующим горную породу. Сцена погребения св. Лючии, как уже было сказано, разворачивается в нижней части – она представляет собой игру перспективы и эмоций. На переднем плане предстают два могильщика, которые энергично, словно герои древних мифов, копают погребальную яму. Могильщики непропорциональны, они кажутся великанами рядом с другими персонажами, их активные жесты направляют взгляд зрителя вправо, в сторону солдата, стоящего спиной, и епископа, который благословляет лежащую на земле святую, укрытую плащом. За ними собралась небольшая группа верующих, пришедших проститься с Лючией. Мы видим фигуры маленьких, худых, слабых человечков вокруг двух великанов на переднем плане.

Караваджо уже в который раз отказывается от геометрической перспективы в пользу оптического эффекта – у зрителя создается впечатление, что он находится перед группой людей, совершающих молитву над телом святой Лючии. Размер фигур уменьшается по мере их удаления от зрителя в глубь картины – от могильщиков, до епископа и так вплоть до миниатюрной женщины, которая оплакивает Лючию, сложив руки в молитвенной позе. Среди всех этих персонажей тело святой теряется, остается почти незаметным для наблюдателя. Лючия лежит на земле, одна рука ее покоится на груди, при этом одежды чуть расстегнуты. Другая рука держит пальму, символ мученичества – эта деталь была уничтожена в ходе недобросовестной реставрации. На длинной шее святой мы видим следы от меча, прервавшего ее земную жизнь, но при этом открывшего путь к жизни вечной. Именно об этом говорит ее выражение лица, застывшее в блаженном экстазе. Как показало рентгенологическое исследование, сначала Караваджо намеревался изобразить голову отдельно от тела, но впоследствии отказался от этой жуткой детали, сконцентрировавшись на выражении лица Лючии и окружающих ее праведников.

Впервые художнику удалось создать такую мрачную и одновременно статичную атмосферу. Эксперимент получился настолько удачным, что Меризи решил повторить его спустя несколько недель на полотне «Воскрешение Лазаря» (см. рис. 25), которое проникнуто еще большей напряженностью и драматизмом. Новость о присутствии Караваджо на Сицилии долетела и до Мессины, откуда поступило еще одно предложение о работе. Художника приглашает в Мессину генуэзский купец, который только что приобрел право быть погребенным в хоровой капелле церкви Сан-Пьетро-э-Паоло-де Пизани, прямо за алтарем, то есть в самой важной части базилики. Выбор сцены связан с фамилией заказчика – Джованни Баттиста де Ладзари, слева мы видим еле различимые во мраке створки двери, которая предположительно ведет в гробницу. Христос только что произнес имя умершего, сняв с него оцепенение смерти. Караваджо изобразил ключевой момент этой истории, когда Лазарь, которого только что извлекли из могилы, возвращается к жизни: тело его застыло во власти смерти, голова безжизненно запрокинута назад; и только рука, которая тянется к потоку света, исходящему от Иисуса, говорит о свершившемся чуде. Вторая рука Лазаря указывает на череп, лежащий на земле, ноги святого перекрещены, как у распятого – на картине он показан предвестником грядущих страстей Христовых: здесь возникает тонкая параллель между Лазарем и Спасителем. Мессия стоит в окружении верующих, на их лицах, озаренных светом божественной благодати, мы можем наблюдать всю палитру эмоций – любопытство, удивление, шок, недоверчивость. Караваджо умудряется передать в немногих, но экспрессивных деталях, мистическое чувство персонажей, которое не чуждо и самому художнику, при всех его метаниях и склонности к бунтарству. За годы творчества Меризи научился концентрироваться, благодаря чему ему удается реализовать огромные полотна за небольшой промежуток времени.