Таинственный Ктототам

– Точно! – обрадовалась его понятливости Алена. – В кусты за остановкой спрятал, а мама нашла!

Бывший Робинзон опять посмотрел на велосипед и стал покусывать ноготь.

– И долго он у вас в шкафу жил? – поинтересовался он вскользь.

– Кто? Тигренок?

– Да, тигренок!

Гавриловы уставились на Риту, которая единственная это знала.

– Один-два-много! – важно ответила Рита, показывая весьма условное количество пальцев от трех до десяти.

– А почему вы сами не вернули его в цирк?

– Мы даже не знали, что он у нас есть! Рита его прятала! Говорила, что он бегемот! А раз бегемот, то пускай себе живет! Что нам, жалко, что ли? – воскликнула Алена, пораженная, что кто-то может не понимать таких простейших вещей.

– Да! Бегемот пусть живет! – закричал Саша, тыкая пальцем в Алену. – К ней вон дракон летает – и ничего! Петя его аспирином отравить хотел, так она так орала!

– Громче, чем ты сейчас? – спросил Михаил Николаевич.

– Да! – заверил Саша. – В сто раз громче! Алена, заори!

Но Алена орать не стала, а просто зажала Саше рот рукой, зная, что иначе он не замолчит.

– И вообще – в цирке для него клетку сделали, как для чудища, и козу в нее посадили! А теперь и тигренка посадят! Будет он в клетке сидеть вот с такущими прутьями! Очень смешно, прямо замечательно! – сказала она.

Михаил Николаевич задумался. Он, как видно, разобрался уже во многом, но еще далеко не во всем.

– Клетка – это необязательно. Можно и без клетки, – сказал он рассеянно. – И последний вопрос: где сейчас этот художник с тигренком?

– Это не тот, что на пристани с какой-то коробкой стоит? – спросил Иван, высовываясь из рубки.

Папа Гаврилов, Петя и все остальные разом уставились на пристань, по которой нетерпеливо бегал какой-то человек. Рядом с ним действительно стояло что-то похожее на коробку. Петя направил бинокль и стал крутить колесико.

– Он! – воскликнул Петя. – Федор! Ложитесь все! Засечет нас – успеет убежать!

– Это навряд ли, – хищно произнес бывший Робинзон.

– Почему не успеет?

– Найдется кому догнать, – Робинзон ткнул пальцем в небольшую группу людей, стоявшую чуть в стороне от Федора. В этой пестрой группе выделялся огромной фигурой дворник-атлет, недавно подметавший единственный листик посреди городского парка. Он узнавался даже без бинокля.

– Вы уверены? Они будут догонять? – уточнил Петя.

– Еще как! Они уже увидели мою лодку. И тигренка во второй раз утащить уж точно не дадут! Это их работа и их зарплата!

Петя и папа Гаврилов уставились на бывшего Робинзона. Их и прежде уже посещали подозрения, но они не решались их высказать.

– Вы же работаете в цирке? Поможете нам найти директора? – спросил папа.

Михаил Николаевич приосанился, насколько это было возможно в болтающейся на волнах лодочке.

– Его не надо искать, – сказал он и в безнадежном поиске визитки похлопал себя по гидрокостюму. – Вы его уже нашли! И… – тут он торжественно взглянул на застывшую с распахнутым ртом Алену, – отчасти даже спасли!

«ДруZба» приблизилась к пристани. Иван заглушил мотор и развернул яхту бортом так, чтобы она как можно мягче ударилась о свисавшие на канатах автомобильные покрышки.

– Отдать швартовы! – скомандовал он сам себе и, спрыгнув на пристань, привязал «ДруZбу».

Гавриловы от больших до маленьких горохом посыпались на берег.

– Ура! Твердая земля! – закричала Катя, хотя ближайшие метров пятьдесят был один песок. А на песке повсюду лежали огромные кучи сухих водорослей.

Бывший Робинзон отвязал свою лодку от яхты. Вид у него при этом был такой независимый, словно не яхта спасла его, а сам он по пути спас яхту и совершил еще несколько подвигов. Циркачи подбежали к нему, и он им что-то негромко сказал.

Увидев папу, Петю, маму и прочих Гавриловых, художник Федор начал быстро пятиться, но на пути у него выросли атлет-дворник, метатель ножей в шлепках на босу ногу и два нехилых клоуна, выглядевших почему-то так, словно у них были серьезные проблемы с чувством юмора. Наткнувшись на живую стену, Федор резво отскочил и, взяв себя в руки, радостно бросился навстречу папе Гаврилову.

– Счастливое совпадение! Оказывается, мы с вами спешили в одну точку пространства! – воскликнул он, обнимая папу.

Папа завозился, как медведь, пытаясь высвободиться от его объятий. Ну и чудеса творятся в мире! Он, можно сказать, двое суток ехал, чтобы за шкирку вытряхнуть из художника совесть, а тот виснет у него на шее и сияет от счастья, как энергосберегающая лампа.

– Вчера на дороге вы как-то не очень рады были нас видеть! – с нажимом напомнил папа, отдирая от своей руки пальцы Федора.

– Вчера я спешил! – заверил его художник, отпуская руку папы, но повисая у него на шее.

Тем временем директор шапито открыл тесную клетку и с усилием извлек из нее тигренка. Тигренок вяло висел у него в руках. Вид у него был порядком примятый. На грязных боках отпечатались следы от прутьев. Даже на мордочке и то остались по две пересекающиеся линии, точно кто-то разметил поле для игры в крестики-нолики.

– Да, это наш Мур!.. И он сидел в этом ящике? Долго? – раздраженно спросил Михаил Николаевич, толкая ногой куриную клетку.