Таинственный остров

— Признаюсь, я бы тоже газете обрадовался, — сказал Спилетт. — Вот уже одиннадцать месяцев, как прекратилось всякое сообщение между нами и остальным человечеством, а скоро, двадцать первого марта, будет ровно год, как мы здесь.

— Неужто год? — сказал Пенкроф. — Эк время-то летит! Быстрее всякой птицы! Помните, как нас вышвырнуло из шара?

— Ох, не хочу и вспоминать! — воскликнул Наб.

— Сколько тревог тогда было! — проговорил Герберт. — Сколько страхов!

— И лишений немало! — прибавил Спилетт.

— А теперь ничего, жить помаленьку можно, — сказал Пенкроф.

Действительно, в то время они были несчастные, потерпевшие крушение люди, которые даже не знали, удастся ли им совладать со стихиями. А теперь, благодаря познаниям своего главы, благодаря своим собственным навыкам, искусству и сметливости, они — настоящие колонисты, у которых есть инструменты и оружие, которые сумели обратить себе на пользу животных, растения и минералы острова и, так сказать, покорить три царства природы.

Разговоры длились иногда часами, строились все новые планы…

Что касается Смита, то он обыкновенно больше слушал товарищей, чем говорил сам. Иногда он улыбался при каком-нибудь рассуждении Герберта или выходке Пенкрофа, но всегда и везде он размышлял о тех странных явлениях, которые он, при всей своей проницательности, никак не мог себе объяснить.

IX. Изготовление стекла

Скоро погода изменилась. Было полнолуние, и все время стояла невыносимая жара. 2 марта гроза разразилась со страшной силой. Ветер задул с востока, и град, словно картечь, сыпал прямо в фасад Гранитного дворца. Надо было наглухо запереть двери и оконные ставни, ибо в противном случае могло затопить комнаты.

Пенкроф, увидев падающие градины, из которых некоторые достигали величины голубиного яйца, так и ахнул: его засеянное поле подвергалось весьма серьезной опасности!

Он тотчас же побежал к пашне, где колосья уже начинали высовывать свои маленькие зеленые головки, и при помощи плотной парусины укрыл будущую жатву. Его самого в это время, разумеется, порядочно побило градом, но он на это не жаловался.

Буря продолжалась восемь дней. В промежутке между двумя грозами слышались глухие раскаты за пределами горизонта, затем гроза опять начинала бушевать с новой яростью. Небо было словно залито электрическим светом; удары молнии поразили много деревьев, в том числе и огромную сосну, возвышавшуюся близ озера на лесной опушке. Два или три раза электрические стрелы упали на песчаный берег, причем песок плавился и превращался в стеклянную массу. Во время осмотра этих следов молнии Смиту пришло на ум, что следует снабдить оконные отверстия толстыми и прочными стеклами, которые могли бы защитить колонистов от ветра, дождя и града.

Колонисты воспользовались непогодой для занятий внутри Гранитного дворца, где помещение с каждым днем улучшалось. Смит устроил токарный станок, на котором можно было выточить некоторые кухонные принадлежности, а также ряд необходимых мелких предметов, и особенно пуговицы, в которых колонисты сильно нуждались. Всюду пилили, строгали, точили, и вообще, за все время непогоды только и слышно было что стук инструментов и шум токарного станка.

Дядюшка Юп тоже не был забыт: ему отвели особую комнату, близ общей кладовой, похожую на каюту, с койкой, где всегда была мягкая подстилка, и Юп был совершенно доволен. Впрочем, Юп больше всего любил возиться с кастрюлями и постоянно хлопотал на кухне.

— С Юпом у нас никогда не бывает разногласий, — часто говаривал Пенкроф, — никогда никаких недоразумений! Каков слуга-то, Наб, каков!

— Мой ученик, — ответил Наб, — скоро меня совсем за пояс заткнет!

— Ну нет, не заткнет, — отвечал, смеясь, моряк, — потому что ты, Наб, все-таки умеешь говорить, а ведь он до этого никогда не дойдет.

Можно сказать, что Юпу теперь только недоставало дара слова. В расторопности, ловкости и усердии он мог бы поспорить с кем угодно. Он выбивал пыль из одежды, держал на огне вертел, подметал комнаты, накрывал на стол и подавал кушанья, укладывал дрова и — что особенно приводило Пенкрофа в восхищение — никогда не ложился спать, не приготовив как следует постели достойному моряку.

Что касается здоровья членов колонии, двуногих или четвероногих, двуруких или четвероруких, то оно было вполне удовлетворительно. Проводя бо́льшую часть времени на свежем воздухе, в этом умеренном поясе, работая с утра до вечера головой и руками, они не могли и думать, что кто-нибудь из них когда-либо заболеет.

Все чувствовали себя отлично. Герберт в течение этого года вырос на два дюйма. Он сильно возмужал и обещал быть очень красивым молодым человеком. Он пользовался всякой свободной минутой после ежедневных работ, чтобы чему-нибудь научиться, читал книги, найденные в ящике, и после практических уроков, которые давала ему трудовая жизнь, занимался со Смитом различными науками, а со Спилеттом — изучением языков. Оба учителя очень его любили и с удовольствием заботились о его образовании.