Таинственный остров

Около этого времени колонисты вспахали три акра[34] плато Дальнего Вида, а остальное превратили в пастбище для онагров. Они совершили несколько экспедиций в леса Жакамара и Дальнего Запада и перевезли много диких растений: шпинат, кресс-салат, редьку, которые при хорошем уходе скоро должны были приняться и избавить колонистов от белковой диеты, как шутя называл Герберт мясную пищу, на которой они до сих пор находились. На повозке перевезли также значительное количество дров и каменного угля. Каждая экспедиция служила в то же самое время и улучшению дорог, которые укатывались под колесами повозки.

Кроличий садок также пополнял запасы провизии; на отмели почти ежедневно собирались свежие устрицы; кроме того, рыбная ловля в озере и реке тоже доставляла превосходные блюда к столу колонистов. Пенкроф расставил в разных местах удочки, снабженные железными крючками, на которые нередко попадалась отличная форель и еще какая-то чрезвычайно вкусная серебристая рыба, испещренная желтоватыми пятнышками.

Вообще, Наб, принявший на себя поварскую должность, не затрудняясь, мог разнообразить кушанья.

Единственное, чего не хватало еще колонистам, — это хлеб, и надо признаться, такое лишение было для них весьма чувствительным.

Около этого же времени колонисты охотились за морскими черепахами, часто посещавшими мыс Северной и Южной Челюсти. Плоские песчаные берега мыса были усеяны маленькими углублениями, где лежали яйца сферической формы, отличавшиеся белой и твердой скорлупой, белок которых, в отличие от птичьих яиц, не свертывается. Число этих яиц, разумеется, было весьма значительное, так как черепаха может ежегодно снести их до двухсот пятидесяти.

— Вот настоящее яичное поле, — заметил Спилетт, — успевай только подбирать!

Но колонисты не довольствовались одними яйцами, они убили около дюжины черепах, которые были питательнее всякой дичи. Бульон из черепахи, приправленный ароматическими травами и кореньями, нередко вызывал восторженные и справедливые похвалы повару Набу.

Здесь следует упомянуть о весьма важном обстоятельстве, которое позволило колонистам сделать новые запасы на зиму.

Лососи целыми стаями нахлынули в реку Милосердия, они поднимались вверх по течению на протяжении нескольких миль. Самки, отправляясь искать более удобные места для метания икры, шли впереди самцов и производили сильный шум в спокойных водах потока. Эти рыбы, в два с половиной фута длиной, тысячами врывались в реку, и стоило только устроить какую-нибудь запруду, чтобы ловить их в огромном количестве. Колонисты поймали их несколько сотен, засолили и сложили про запас на зиму, когда река замерзнет и всякая рыбная ловля прекратится.

Юп, отличавшийся, как мы уже говорили, чрезвычайной смышленостью, был возведен в сан камердинера. Его нарядили в куртку, короткие белые полотняные панталоны и передник с карманами. Эти карманы были его радостью и гордостью; он беспрестанно совал в них руки и никому не позволял до них дотронуться. Наб отлично вышколил ловкого орангутанга, и можно было сказать, что негр и обезьяна очень хорошо понимали друг друга. Впрочем, Юп питал к Набу искреннюю симпатию и Наб платил ему взаимностью. Когда Юп не был занят какой-нибудь работой — не возил, например, дрова, не взбирался на вершину какого-нибудь дерева, — он тотчас бежал в кухню и проводил там все свободное время, глядя на негра и стараясь подражать ему во всем, что бы тот ни делал. Учитель, впрочем, выказывал удивительное терпение и чрезвычайно усердно занимался образованием ученика, а ученик с замечательной понятливостью выполнял уроки учителя.

Можно себе представить удовольствие, какое дядюшка Юп однажды доставил обитателям Гранитного дворца, явившись со скатертью в руке — накрывать на стол. Ловкий, внимательный, он исполнял свои обязанности безукоризненно; он переменял тарелки, приносил кушанья, наливал, кому нужно, воды, и все это с самой серьезной миной, что чрезвычайно смешило колонистов и приводило в восторг Пенкрофа.

— Юп, супу!

— Юп, еще немножко агути!

— Юп, подай тарелку!

— Юп! Милый Юп! Хороший Юп!

Только это и слышалось за столом, а Юп, нисколько не смущаясь, на все отвечал, всюду поспевал и даже гордо поднял свою смышленую морду, когда Пенкроф, вспомнив свою старую шутку, сказал:

— Ну, Юп, придется жалованье тебе увеличить!

Нечего и говорить, что орангутанг за это время совершенно привык к Гранитному дворцу и часто сопровождал своих хозяев в лес, не выказывая ни малейшего желания убежать. Стоило посмотреть на него, когда он самым уморительным образом шел за колонистами с дубинкой, которую ему сделал Пенкроф и которую он нес на плече, как ружье. Если нужно было достать какой-нибудь плод на верхушке дерева, как быстро взбирался он по ветвям! Если телега где-нибудь завязала, как он ловко одним плечом освобождал ее и выкатывал на ровное место!