Таинственный остров

Но Пенкрофа, конечно, было трудно разубедить, что он убил не самого царя съедобных пернатых.

В десять утра пирога достигла второй излучины реки Милосердия, милях в пяти от устья. Здесь решили позавтракать.

— Отличное местечко! — обрадовался Пенкроф. — Какие тенистые деревья! Не мешает здесь с полчасика отдохнуть!

Ширина реки тут достигала семидесяти футов, глубина — от пяти до шести. Смит заметил, что в нее вливалось множество притоков, но все это были небольшие, непригодные для плавания ручьи.

Леса тянулись на необозримое пространство. Нигде, ни в чаще леса, ни под деревьями, зеленевшими на крутых берегах реки Милосердия, не было заметно никаких признаков присутствия человека. Исследователи не могли отыскать ни единого подозрительного следа, и очевидно было, что никогда еще топор дровосека не касался этих деревьев, никогда охотничий нож первопроходца не срезал этих лиан, путавшихся от одного ствола к другому среди ветвистых кустарников и длинных трав. Если какие-нибудь несчастные и были выброшены на остров, то они не успели еще оставить побережье, и не в этих густых чащах надо было искать переживших крушение.

Снова отправились в путь, но скоро приливное течение совсем прекратилось, потому ли, что начался отлив, или потому, что течение не чувствовалось на таком расстоянии от устья. Пришлось взяться за весла. Наб и Герберт уселись на своих скамьях, Пенкроф — у кормового весла.

Чем далее плыли, тем больше редел лес. Деревья нередко стояли отдельными группами или даже в одиночку и, роскошно живя на просторе, поражали своей громадностью.

— Какие блестящие образчики флоры на этой широте! Ботаник при одном виде такой роскошной растительности не поколебался бы определить параллель острова Линкольна, — сказал Спилетт.

— Эвкалипты! — воскликнул Герберт.

— Действительно, это эвкалипты, величественные исполины тропического пояса, — сказал Смит.

— Они принадлежат к роду эвкалиптов Австралии и Новой Зеландии, — продолжал Герберт. — Австралия и Новая Зеландия лежат, значит, на одинаковой широте с островом Линкольна.

Некоторые эвкалипты поднимались на высоту до двухсот футов. Стволы их имели у земли футов двадцать в окружности, а кора, изборожденная сеткой душистой камеди, была толщиной до пяти дюймов. Невозможно себе представить ничего чудеснее и страннее этих громадных представителей семейства миртовых, листва которых обращена наклонно к солнечным лучам и потому пропускает свет к самому подножию дерева.

Под эвкалиптами почва была покрыта свежей травой, а из чащ кустарников вырывались целые стаи маленьких птичек, сверкавших в проблесках солнечных лучей наподобие алых крылатых рубинов.

— Вот деревья так деревья! — восхитился Наб. — Только годятся ли они на что-нибудь?

— Эка чего захотел! — ответил Пенкроф. — С великанами-растениями бывает то же самое, что и с великанами-людьми. Их хорошо показывать на ярмарках, а больше от них не жди никакого толку!

— Я думаю, что вы ошибаетесь, Пенкроф, — ответил Спилетт. — Эвкалипты начинают использовать в разных изделиях.

— Я прибавлю, — сказал Герберт, — что эвкалипты принадлежат к группе, включающей много очень полезных видов: фейхоа, например, дающую лучшие в Азии плоды; гвоздичное дерево, из цветов которого получают пряности; гранатовое, дающее великолепные, сочные гранаты; есть деревья, плоды которых служат для производства неплохого вина; другие дают корицу; индейский перец; из eucalyptus robusta получают нечто вроде превосходной манны; сок eucalyptus Gunei при брожении превращается в пиво; наконец, железное дерево, или дерево жизни, — все они принадлежат к этому семейству миртовых, и их насчитывают до сорока шести родов и тысячу триста видов!

Колонисты благосклонно слушали юного натуралиста, с большим увлечением излагавшего свой маленький урок ботаники. Смит слегка улыбался, а Пенкроф смотрел на Герберта с невыразимой гордостью.

— Отлично, Герберт, — сказал Пенкроф, — но я готов держать пари, что не все из тех, которые ты перечислил, такие же исполины, как эти эвкалипты…

— Это верно, Пенкроф.

— Ну это и доказывает, что великаны никуда не годны!

— Вы ошибаетесь, Пенкроф, — отозвался Смит, — именно эти самые исполинские эвкалипты, укрывающие нас, приносят известную пользу.

— Какую пользу?

— Они очищают воздух. В Австралии и в Новой Зеландии их называют гонителями лихорадки.

— Потому что они причиняют лихорадку?

— Нет, потому что они предотвращают ее!

— Хорошо, я сейчас это запишу, — сказал Спилетт.

— Да, запишите, потому что, кажется, уже доказано, что присутствием эвкалиптов достаточно нейтрализуется вредное влияние болотных миазмов. Этим естественным предохраняющим средством пробовали пользоваться в некоторых областях Южной Европы и Северной Америки, где почва была, безусловно, вредна для здоровья, и заметили, что санитарное состояние этих областей улучшалось. В местностях, покрытых лесами миртовых, вовсе не существует перемежающейся лихорадки.