Таинственный остров

Смит и его товарищи целую ночь проспали, как невинные сурки, в пещере ягуара.

С восходом солнца все были на берегу, на самой оконечности мыса, и опять осматривали горизонт, открывавшийся на две трети своей окружности. Во второй раз Смит мог удостовериться, что никакого паруса, никакого корабельного остова не показывалось на море; даже с помощью подзорной трубы нельзя было открыть никакой подозрительной точки.

На берегу тоже ничего не было по крайней мере на три мили к югу.

Итак, оставалось обследовать южное прибрежье острова. Но стоило ли сейчас же приступать к этому исследованию, посвятив ему весь день 2 ноября?

Это не входило в первоначальную программу. Когда они оставляли пирогу у реки, то было условлено, что, осмотрев западный берег, они вернутся и той же дорогой отправятся к Гранитному дворцу.

Спилетт предложил продолжать обследование, пока вопрос о предполагаемом крушении не будет решен окончательно, и спросил у Смита, как велико расстояние между оконечностью полуострова и мысом Коготь.

— Если принимать в расчет извилины берега, то, я полагаю, будет около тридцати миль.

— Тридцать миль! — воскликнул Спилетт. — На это потребуется добрый день ходьбы. Тем не менее мне кажется, что нам следует вернуться в Гранитный дворец по южному берегу.

— Но от мыса Коготь до дома надо еще положить миль десять, — заметил Герберт.

— Всего сорок, — ответил Спилетт. — Оно далеконько, но нам не в первый раз отправляться в подобную экспедицию… По крайней мере, мы осмотрим весь берег и не придется все снова начинать.

— Совершенно справедливо, — сказал в свою очередь Пенкроф. — А наша пирога?

— Пирога оставалась весь день у реки, — отвечал Спилетт, — и мне кажется, ей ничего не сделается, если она останется там на два дня. Ведь до сих пор мы не могли пожаловаться, что на острове водились воры…

— Оно правда, — сказал Пенкроф, — только вот разве черепаха пропала… Когда я вспомню эту черепаху, господин Спилетт, так поневоле начинаю думать, что и на острове не без воровства!

— Далась вам эта черепаха! — воскликнул Спилетт. — Да разве вам неизвестно, что ее перевернул морской прилив?

— Почем знать? — прошептал Смит.

— Но… — начал было Наб.

Очевидно, Набу хотелось что-то сказать, потому что он уже открыл рот, но не решался высказаться.

— Что ты хотел сказать, Наб? — спросил его Смит.

— Если мы вернемся по берегу до мыса Коготь, — ответил Наб, — так мы обогнем, значит, этот мыс, и путь будет нам прегражден.

— Рекой Милосердия! Это верно, — ответил Герберт, — и у нас не будет ни моста, ни лодки, чтобы через нее переправиться.

— Ну, это еще не беда, — сказал моряк, — мы переберемся через нее на каких-нибудь стволах.

— Как — на стволах? — спросил Герберт.

— А так: у берега немало сухих стволов, мы наскоро соорудим плот — и марш!

— Все это прекрасно, — отвечал Спилетт, — но, по-моему, если мы хотим часто бывать в лесах Дальнего Запада, то необходимо сделать мост.

— Мост! — воскликнул Пенкроф. — Ну что ж, разве господин Смит не инженер и не мастер своего дела? Понадобится мост, и мы его соорудим. А пока я вас переправлю через реку на плоту… И так переправлю, что вы даже ног не замочите, — я за это ручаюсь! У нас еще хватит на сегодня провизии, это все, что нужно, да может, попадет еще и дичь по дороге… Что ж, в путь, что ли?

— В путь! В путь! — сказал инженер. — Не следует терять ни единого часа, потому что нам предстоит сделать сорок миль… И надо так рассчитать, чтобы хоть к полуночи добраться домой.

В шесть часов утра отряд отправился в путь. Ружья были заряжены пулями на случай неожиданной встречи со зверями о двух или о четырех лапах, и Топу, который открывал шествие, было позволено рыскать по всей лесной опушке.

Начиная с оконечности мыса, образовавшего как бы хвост полуострова, берег закруглялся на расстоянии пяти миль. Это расстояние было быстро пройдено, и, невзирая на самые тщательные поиски, колонисты не могли приметить ни малейших следов давней или недавней высадки на берег, не нашли ни одного предмета, выброшенного морем, и никаких следов лагеря — ни пепла погасшего очага, ни отпечатка человеческой ноги.

Добравшись до места, с которого изгиб прекращался и берег шел прямо на северо-восток, образуя залив Вашингтона, колонисты могли обозреть южное прибрежье на всем его протяжении.

В двадцати пяти милях берег кончался мысом Коготь, который смутно маячил в утреннем тумане и вследствие миража казался гораздо выше: как бы приподнятый, он висел между землей и водой. Вначале морской берег имел вид широкой песчаной и пустынной равнины; далее на прихотливо изрезанном побережье выдвигались в море острые утесы, еще далее — темные скалы группировались в живописном беспорядке, образуя мыс Коготь.

Такова была часть острова, которую колонисты посещали в первый раз.

— Ну и берега! — сказал Пенкроф. — Какой бы корабль сюда ни подошел, он бы неизбежно разбился! Смотрите-ка: песчаные мели вытягиваются языками в море, а дальше рифы. Очень опасные места!

— Но если здесь разбился корабль, от него все-таки что-нибудь бы осталось, — заметил Спилетт.