Таинственный пасьянс

История была достаточно поучительная, но папашка на этом не остановился. Он показал мне на туристов, которые внизу вывалились из автобуса и поползли по муравьиным тропкам к территории храма.

— Если среди этих людей есть хоть один, кто снова и снова воспринимает мир как нечто сказочное и загадочное… — Папашка глубоко вздохнул и продолжил свою мысль: — Ты видишь там тысячу человек, Ханс Томас. Я хочу сказать, что если хоть один из них воспринимает жизнь как сказочное приключение… я хочу сказать, что он или она должны чувствовать это каждый Божий день…

— И что тогда? — спросил я, потому что он опять замолчал.

— Тогда значит, что он или она являются джокером в карточной колоде.

— Ты думаешь, что среди них есть такой джокер?

Он погрустнел.

— Нет! — сказал он. — Я в этом не уверен. Джокеров мало, и шанс на это бесконечно ничтожен.

— А ты сам? — спросил я. — Ты каждый день воспринимаешь жизнь как приключение?

— Yes, sir!

Его ответ прозвучал так решительно, что я не посмел возразить.

Папашка прибавил:

— Каждое утро я просыпаюсь словно от взрыва. Словно получаю инъекцию жизни, словно я живая кукла в некоем приключении. Ибо кто мы на самом деле, Ханс Томас? Ты можешь ответить мне на этот вопрос? Мы слеплены из каменной пыли. Но что это значит? Откуда появился наш мир?

— Не имею ни малейшего понятия, — ответил я и тут же почувствовал себя лишним, как Сократ.

— Потом вечером у меня возникает такая мысль. Я человек только на этот раз, думаю я. И я никогда не вернусь сюда снова.

— Трудная у тебя жизнь, — заметил я.

— Да, трудная, но необычайно интересная. Мне не нужно посещать холодные замки, чтобы увидеть привидение. Я сам — привидение.

— Чего ж ты так огорчился, когда твой сын увидел маленькое привидение у окна каюты? — спросил я.

Не знаю, почему я это сказал, но мне почему-то показалось, что я должен напомнить ему то, что накануне вечером он сказал мне на пароходе.

Он хрипло рассмеялся.

— Тебе это не повредило, — только и сказал он.

И наконец папашка рассказал мне, что древние греки начертали на стене большого храма в Дельфах: "Познай самого себя".

— Но это легче сказать, чем сделать, — прибавил он, имея в виду себя.

Мы пошли обратно к выходу. Папашка хотел зайти в музей, находящийся по соседству, чтобы взглянуть на знаменитый "пуп Земли", который стоял в святилище Аполлона. Я заикнулся, что мне не хочется туда идти, и всё кончилось тем, что он разрешил мне подождать его, сидя под тенистым деревом. Это означало, что в музее не было ничего обязательного для изучения.

— Можешь посидеть здесь под земляничным деревом, — сказал он.

Он показал мне на дерево, подобного которому я никогда не видел. Могу поклясться, что хотя это и невозможно, но дерево гнулось под тяжестью красных ягод.

Я не без умысла отказался идти в музей: лупа и книжка-коврижка всё утро жгли меня сквозь карман.

С этих пор я не упускал ни одной возможности прочитать о Хансе Пекаре. Мне хотелось бы вообще не отрываться от книжки, пока я её не закончу. Но приходилось считаться и с папашкой.

Я начал подозревать, что эта крохотная книжка является своеобразным оракулом, который в конце концов ответит на все мои вопросы. У меня по спине бежали мурашки — ведь я читал о Джокере на загадочном острове именно тогда, когда мы столько говорили о нём.

ДЖОКЕР

ДЖОКЕР …он проник в селение подобно ядовитой змее…

"Наконец Фроде встал. Он подошёл и открыл дверь, ведущую на крыльцо. Я шёл за ним. На улице уже была чёрная ночь.

— Одно звёздное небо сверкает у меня над головой, а другое — у моих ног, — пробормотал он.

Я сразу понял, что он имеет в виду. Над нами сверкали ярчайшие из всех виденных мною звёзд. Но это было только одно звёздное небо. Внизу по склону в селении были разбросаны огоньки светильников. Казалось, будто лунная пыль отделилась от неба и рассыпалась по земле.

— И оба этих звёздных неба одинаково непостижимы, — сказал Фроде.

Он показал вниз, на селение.

— Кто они? Откуда взялись?

— Впору спросить, откуда взялись и мы сами, — заметил я.

Старик быстро повернулся ко мне.

— Нет-нет! — воскликнул он. — Они не должны задавать себе этот вопрос.

— Но…