Таинственный подкидыш

Неприязнь Валентины Михайловны к сыну со временем только росла. Мать почему-то решила, что у Борьки есть склонность к лени и вранью. Хотя это было не так. Валентина считала сына неуклюжим и неловким. Но его неловкость была следствием заторможенности, неуверенности в себе, вызванной страхом перед матерью и людьми.

Свое нежелание тратить время на ребенка Валентина Михайловна оправдывала сказкой о том, что сын растет негодяем и его необходимо наказывать. За малейшее неповиновение мать готова была обрушить на Борьку громы и молнии. Она постоянно выискивала поводы, чтобы в виде наказания не приготовить ему обед, заставить сына стоять в углу, мыть туалет или посуду. Прикрываясь наказанием, она не покупала ему подарки на дни рождения и праздники.

Она не била его, но постоянно придумывала все новые и новые поводы, чтобы наказать сына за малейшую провинность. Мать могла разбудить Бориса среди ночи только для того, чтобы заставить его убрать ботинки, оставленные не на месте. Она могла ворваться в его комнату в самый неожиданный момент и «навести порядок»: разбросать неубранные со стола книги и открытки. За серьезные с ее точки зрения проступки Валентина Михайловна сажала Борьку в холодный погреб на пару часов. После мамашиных экзекуций Борис чувствовал себя иногда как побитая собака.

А еще мать любила рассказывать знакомым, какой нехороший у нее сын. Она говорила, что Борька от рук отбился, растет вредным, злобным, непослушным, помогать ей совсем не хочет.

Конечно, это было не так. Вредничать Борис просто не умел. Мать слушался и постоянно помогал ей. И воду носил, и в магазин ходил, и сестрой занимался, когда требовалось. Но отношение матери к сыну походило на отношение капризной барыни к своему нерадивому холопу.

Когда в их дом приходили люди, Валентина Михайловна частенько звала сына и начинала ругать его при посторонних. Она рассказывала, какой Борька грязнуля и лодырь, отчитывала его за любое пятно на одежде, за то, что плохо убирается в своей комнате. Гостям мать говорила, что сына невозможно воспитывать. Она часто сравнивала Бориса с отцом и уверяла знакомых, что «Борька будет даже хуже, чем его негодяй отец».

С гостями Валентина Михайловна была подчеркнуто вежливой и любезной, но когда они уходили, выражала недовольство их визитом. Мать не любила гостей, и они в их дом приходили редко. С соседями мать со временем переругалась и терпеть их не могла. Заходили иногда сослуживицы с работы.

После развода с мужем, как только немного подросла дочка, Валентине пришлось устроиться на работу в охрану на молочную фабрику. У нее имелось несколько приятельниц, с которыми она могла посплетничать, поговорить о людских грехах. Им Валентина рассказывала о конфликтах с соседями, о том, как ей не везет и как все плохо вокруг. Мать Бориса жаловалась на свою жизнь: муж ее предал и бросил с двумя детьми, денег присылает очень мало, у нее зарплата маленькая, сын нехороший, на работе сплошные интриги.

Время от времени, в периоды относительного спокойствия, Валентина Михайловна не нападала на сына. Она стирала и готовила, наводила порядок в доме, обещала себе больше не задевать ребенка, но срывалась на следующий же день. Борис действовал матери на нервы. Ей доставляло подсознательное удовольствие причинять своему сыну боль, не столько физическую, сколько моральную. Бить, тем более на людях, она его стыдилась. Так, могла иногда дать легкий подзатыльник для острастки. Но мать пользовалась любой возможностью напомнить Борису о его никчемности. Она намеренно внушала Борьке, что он хуже своих сверстников.

Одно время Борис никак не мог понять, почему мать считает его таким плохим. Но постепенно мальчик перестал пытаться что-либо доказать, жил не задумываясь, принимал все как есть. Он знал: переубеждать мать, ругаться с ней бесполезно. Этим можно лишь усугубить ситуацию. И Боря смирился с бесконечными придирками, с той ролью, которую выбрала для него мать.

Борис старался вести себя «тише воды, ниже травы». У ребенка развился сильный комплекс неполноценности, отягощенный стрессовым восприятием мира. С возрастом парнишка становился все более замкнутым и нерешительным. Прежде, чем что-либо сказать или сделать, он колебался, задумывался, как будто не был уверен, следует ли ему вообще что-то говорить или предпринимать. Если же приходилось что-либо делать на глазах матери, он и вовсе терялся, руки у него начинали дрожать от волнения, простейшие действия оказывались неуклюжими.

У Бориса выработалось внутреннее убеждение, что окружающие люди будут ругать его или смеяться над ним. Потому мальчик не шел на контакт. Он не знал, как себя вести со сверстниками, остерегался взрослых. Парнишка словно прятался ото всех.