Таинственный Рыцарь

От вина у него начала кружиться голова, и он прислонился к перилам. «Не заболел ли я? Зачем я потрогал драконье яйцо?» Он вспомнил кукольное представление Тансели и деревянного дракона, с которого начались все беды в Эшфорде. Эти воспоминания как всегда пробудили в нём чувство вины. «Хорошие люди погибли, чтобы спасти ступню межевому рыцарю. В этом не было смысла и никогда не будет. Это должно было послужить тебе уроком, болван. Таким, как ты, нельзя связываться с драконами и их яйцами».

— Выглядит, будто сделано из снега.

Дунк обернулся. Разодетый в шелка и золото Джон Скрипач стоял позади него и улыбался.

— Что сделано из снега?

— Замок. Весь этот белый камень в лунном свете. Вы когда-нибудь были к северу от Перешейка, Сир Дункан? Говорят, там бывает снег даже летом. Вы когда-нибудь видели Стену?

— Нет, милорд. — «Чего это он завёл разговор о Стене?» — Это то, куда мы направлялись, Эгг и я. На север, в Винтерфелл.

— Если так, то я могу к вам присоединиться. Вы можете указать мне путь.

— Путь? — нахмурился Дунк. — Это прямо на Королевском Тракте. Если вы будете держаться тракта и двигаться на север, то проскочить не сможете.

Скрипач засмеялся.

— Полагаю, что нет… хотя вы будете удивлены, мимо чего порой проскакивают люди. — Он подошёл к перилам и оглядел замок. — Говорят эти северяне настоящие дикари, а их леса полны волков.

— Милорд, зачем вы поднялись сюда?

— Эйлин ищет меня, и мне совершенно не хочется быть найденным. Он становится таким надоедливым, когда выпьет, этот Эйлин. Я заметил, как вы сбежали из спальни ужасов и сбежал за вами. Я выпил слишком много, могу вас уверить, но все же недостаточно много, чтобы лицезреть Баттервелла нагишом. — Он одарил Дунка загадочной улыбкой. — Вы мне снились, сир Дункан. Ещё до того как я вас встретил. Когда я увидел вас на дороге, я сразу узнал ваше лицо. Это было… словно встретить старого друга.

У Дунка появилось страннейшее чувство, будто это всё с ним уже было.

— Вы снились мне, — сказал он. — Мои сны не такие как ваши, сир Дункан. Мои — правдивы.

— У вас был сон обо мне? — сказал он слишком густым от вина голосом. — Какого рода сон?

— Я грезил, — сказал Скрипач, — вы были в белом с ног до головы, а длинный белый плащ струился с ваших широких плеч. Вы были Белым Мечом, Присягнувшим Братом Королевской Гвардии, величайшим рыцарем во всех семи королевствах, и вы жили лишь, чтобы защищать и служить на благо своего короля. — Он положил руку Дунку на плечо. — Вам грезилось тоже самое, я знаю.

Это была правда. В тот первый раз, когда старик разрешил ему подержать его меч.

— Каждый мальчик мечтает служить в Королевской Гвардии.

— Но только семеро мальчиков одевают белый плащ, когда вырастут. Хотите ли вы быть одним из них?

— Я? — Дунк стряхнул руку лордёныша, ибо она начала сдавливать ему плечо. — Может быть. А может, и нет. — «Рыцари Королевской Гвардии служили пожизненно и клялись не иметь жены и не владеть землями. А может я всё же встречу Тансель. Почему бы мне не обзавестись женой и сыновьями?» — Не имеет значения, о чём я мечтаю. Только король может сделать рыцаря Королевским Гвардейцем.

— Полагаю, это означает, что мне придётся занять трон. Хотя я с гораздо большим удовольствием научил бы вас играть на скрипке.

— Вы пьяны.

Ворона ворону на черноту попеняла.

— Восхитительно пьян. Вино делает любую вещь возможной, сир Дункан. По-моему, вы будете хорошо смотреться в белом, но если вам не нравиться этот цвет, возможно, вы предпочитаете стать лордом?

Дунк рассмеялся ему в лицо.

— Нет, я скорее отращу огромные голубые крылья и улечу. Вероятность того и другого приблизительно одинакова.

— Вы надсмехаетесь надо мной. Истинный рыцарь никогда бы не стал надсмехаться над своим королём. — Скрипач действительно выглядел очень обиженным. — Надеюсь, вы больше станете доверять моим словам, когда увидите, как появится дракон.

— Появится дракон? Живой дракон? Где? Здесь?

— Мне снилось это. Этот бледный белый замок, вы, дракон, вылупляющийся из яйца. Мне приснилось всё это, как когда — то приснились мои братья, лежащие мёртвыми. Им было двенадцать, а мне только семь, так что они посмеялись надо мной, а потом умерли. Теперь мне два-и- двадцать, и я верю своим снам.