День медленно катился к закату. Солнце уже не сияло так ярко, пчёлы разлетались по домам, а птицы мелькали всё реже. Мэри и Дикон сидели на траве, корзинка из-под еды была упакована. Колин лежал, откинувшись на подушки, – его густые волосы были убраны со лба, а лицо приобрело вполне естественный цвет.
– Не хочу, чтобы этот день кончался, – сказал он. – Но завтра я опять сюда приеду, и послезавтра, и послепослезавтра, и послепослепослезавтра тоже.
– Вот уж надышишься свежим воздухом вволю, правда? – подхватила Мэри.
– Ни на что другое я теперь не соглашусь, – отвечал Колин. – Я видел весну; теперь я должен увидеть лето. Я должен увидеть, как всё тут будет расти. Я сам здесь буду расти.
– Это уж точно, – подтвердил Дикон. – Ты у нас ещё будешь здесь скоро ходить… и копать, как все остальные… Вот увидишь!
Щёки у Колина вспыхнули.
– Я?! – вскричал он. – Ходить?! И копать?!
Дикон осторожно взглянул на него. Ни он, ни Мэри никогда не спрашивали, что у него с ногами.
– Конечно будешь, – отвечал Дикон уверенно. – У тебя… у тебя ведь есть ноги, как у всех.
Мэри готова была уже испугаться, но Колин ответил:
– Да, ноги у меня не болят. Только они до того худые и слабые и так дрожат, что я просто боюсь на них вставать.
Мэри и Дикон с облегчением вздохнули.
– Перестанешь бояться – и встанешь, – бодро ответил Дикон. – А бояться ты скоро перестанешь!
– Да? – откликнулся Колин и смолк, словно погрузясь в глубокую думу.
Все трое молчали. Солнце спускалось всё ниже. Настал тот час, когда всё вокруг замирает, – долгий день, полный волнений, подходил к концу. Колин, судя по всему, с удовольствием отдыхал. Даже зверюшки притихли и, собравшись все вместе, устроились возле детей. Ворон уселся на нижнюю ветку сливы, подобрал одну ногу и сонно прикрыл глаза серой плёнкой. Мэри подумала: уж не захрапит ли он сейчас?
Вот почему все вздрогнули, когда Колин вдруг приподнял голову и в тревоге громко зашептал:
– Кто этот человек?
Дикон и Мэри с трудом поднялись.
– Где? – тихо спросили они.
Колин указал на высокую стену у них за спиной.
– Глядите! – взволнованно прошептал он. – Нет, вы только посмотрите!
Мэри и Дикон повернулись. Над стеной торчала голова Бена Везерстафа – он гневно взирал на них со своей стремянки. Увидев, что Мэри смотрит на него, он погрозил ей кулаком.
– Будь я женат, а ты моя дочка, – крикнул он, – я бы тебя выпорол!
И он поднялся ещё на одну перекладину стремянки, словно собираясь спрыгнуть в сад и схватить Мэри. Однако, увидев, что она подошла к стене, он, похоже, передумал и так и остался стоять на верхней перекладине, грозя кулаком.
– Я тебя сразу заподозрил! – кричал он. – Глаза бы мои на тебя не смотрели! Ещё когда тебя впервой увидел. Тоща, как щепка, бледна, как снятое молоко, и всё расспрашивает-расспрашивает и всюду нос суёт. Сам не знаю, как это ты меня обошла! Если бы не малиновка… тьфу!..
– Бен Везерстаф! – крикнула Мэри, как только к ней вернулся голос. Она стояла как раз под ним и тяжело дышала от волнения. – Бен Везерстаф, это малиновка меня сюда привела!
Бен Везерстаф пришёл в такую ярость, что, казалось, так и спрыгнет сейчас в сад.
– Врунья ты, вот что! – возопил он. – На малиновку свою вину сваливаешь! Хотя с неё станет – дерзкая птаха! Она тебя привела?! Как бы не так! – Он запнулся. Его мучило любопытство, и он не сумел сдержать себя. – Только как ты сюда всё же попала?
– Меня малиновка привела, – упрямо повторила Мэри. – Она, конечно, не знала, что мне дорогу показывает, только так оно и было! Но я не могу тебе всего отсюда рассказать, когда ты так кулаком размахиваешь!
В эту минуту Бен разжал кулак, а челюсть у него отвисла: он увидел, как за спиной у Мэри кто-то движется по траве.
Колин до того поразился, услышав вопли Бена Везерстафа, что поначалу просто сидел и слушал как зачарованный. Однако спустя немного он пришёл в себя и махнул Дикону рукой.
– Ну-ка подкати меня к стене! – приказал он. – Подкати поближе и остановись прямо перед ним!
Вот почему Бен Везерстаф открыл от удивления рот: он увидел, как к нему, словно роскошная карета, катится кресло с подушками и пледами, а в нём лежит молодой раджа с высокомерным и не терпящим возражений взглядом и грозит ему исхудавшей белой рукой. Кресло остановилось под самым носом у Бена Везерстафа. Немудрено, что у него отвисла челюсть.
– Ты знаешь, кто я такой? – вопросил раджа.
Бен Везерстаф уставился на него. Его старые красноватые глаза взирали на Колина с ужасом, словно он вдруг увидел призрак. Он глядел, не в силах отвести от него глаза, глядел и молчал и только сглатывал комок, стоявший в горле.
– Ты знаешь, кто я? – ещё высокомернее повторил Колин. – Отвечай же!
Бен Везерстаф поднял свою заскорузлую руку и медленно провёл ею по глазам и по лбу – а потом ответил неожиданно дрогнувшим голосом.
– Кто ты? – повторил он. – Ещё бы не знать – глаза-то материнские, точь-в-точь! Бог знает, как ты здесь оказался. Но это ты и есть, бедный калека.
Колин совсем забыл про свою спину. Он всхлипнул, резко выпрямился и сел.
– Никакой я не калека! – закричал он с яростью. – Ещё чего!