Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой

Он прошёл садом в дом и приказал Питчеру уложить вещи – они возвращаются в Англию.

Через несколько дней мистер Крейвен снова был в Йоркшире. Всё долгое путешествие он думал о сыне, как никогда не думал о нём прежде. Десять лет он всячески старался забыть о нём. Сейчас же, хотя он вовсе не собирался о нём размышлять, в памяти то и дело всплывали воспоминания. Он вспомнил чёрные дни, когда он рыдал как безумный, потому что его сын выжил, а жена – нет. Он не желал видеть сына, а когда наконец пошёл взглянуть на него, то увидел слабое, жалкое существо. Все говорили, что малютка не проживёт и нескольких дней. Однако, к удивлению тех, кто ухаживал за ребёнком, время шло, а он не умирал, и тогда все решили, что он выживет, но будет больным и калекой.

Мистер Крейвен не хотел быть плохим отцом – просто он совсем не чувствовал себя отцом. Он нанял врачей и нянек, он окружил ребёнка роскошью, но, погрузившись в своё горе, он старался не думать о сыне. После нескольких лет отсутствия, когда он в первый раз вернулся в Мисселтвейт и жалкий заморыш медленно и безразлично обратил на него огромные серые глаза с длинными чёрными ресницами, такие похожие и в то же время до ужаса не похожие на те глаза, которые мистер Крейвен любил, он не совладал с собой и отвернулся, побледнев как смерть. Впоследствии он смотрел на сына, лишь когда тот спал, и знал о нём только, что тот неизлечимо болен и что нрав у него злой, вспыльчивый, истеричный. Чтобы уберечь мальчика от приступов ярости, опасной для его же здоровья, приходилось во всём ему уступать.

Вспоминать об этом было не очень-то приятно, но, пока поезд мчался через горные перевалы и золотистые равнины, в мыслях мистера Крейвена происходила перемена – он думал новую, неотступную, глубокую думу.

«Возможно, я был не прав все эти десять лет, – говорил он себе. – Десять лет – это долгий срок. Вероятно, уже поздно… слишком поздно. Как же это я мог?!»

Конечно, нельзя внушать себе: «Слишком поздно!» Это даже Колин мог бы ему сказать. Но мистер Крейвен не знал ничего о Магии, ни о чёрной, ни о белой. Всё это ему ещё предстояло узнать. «Почему Сьюзен Сауэрби мне написала? – думал мистер Крейвен. – Потому ли, что эта добрая душа поняла, что мальчику хуже? Что он смертельно болен?» Если бы мистером Крейвеном не овладела странная умиротворённость, он был бы очень несчастен. Но вместе с умиротворённостью в сердце его проникли надежда и мужество. Вместо того чтобы поддаться мрачным предчувствиям, он старался думать о хорошем.

«Может быть, она полагает, что я смогу им заняться и оказать на него доброе воздействие? – думал он. – Надо заехать к ней по дороге в Мисселтвейт».

Но когда по пути в имение он остановил свой экипаж у небольшого домика на вересковой пустоши, восьмеро детей, игравших вокруг, отвесили ему восемь учтивых поклонов и сообщили, что матушка рано утром отправилась на тот край пустоши помочь женщине, которая недавно родила. А «наш Дикон», поспешили они добавить, ушёл в господский дом, он там работает в каком-то саду, несколько дней в неделю. Мистер Крейвен окинул взглядом всю честную компанию с их круглыми, краснощёкими рожицами, на которых играли весёлые, но такие разные улыбки, и с удивлением осознал, какие это здоровые и милые дети. Он улыбнулся им в ответ и, вынув из кармана золотой соверен[6], подал его Лизбет Эллен, которая была среди них старшей.

– Если его разделить на восьмерых, – сказал мистер Крейвен, – каждому достанется по полкроны.

И он уехал, сопровождаемый улыбками, восклицаниями, реверансами, поклонами и весёлыми прыжками.

Поездка по пустоши его успокоила. Отчего при взгляде на верески его охватило забытое чувство, будто он возвращается домой? Отчего ему были так милы здесь и земля, и небо, и лиловая цветущая пустошь? Отчего на сердце у него потеплело, когда он приблизился к величественному старому дому, где в течение шестисот лет жили его предки? Ведь в последний раз он покинул его, стараясь не думать о запертых комнатах и о мальчике в кровати под парчовым балдахином. Возможно ли, что он найдёт в сыне какую-то перемену к лучшему и сумеет преодолеть свою неприязнь? А сон был ясный, как наяву, и этот дивный звонкий голос, звавший его: «В саду! В саду!»

«Постараюсь отыскать ключ, – думал мистер Крейвен. – Постараюсь отпереть дверку, хотя и не знаю зачем».

Слуги, которые встретили его по прибытии с подобающей торжественностью, заметили, что выглядит он лучше и что он не удалился сразу, как обычно, в дальние покои в сопровождении Питчера. Мистер Крейвен прошёл в библиотеку и послал за миссис Медлок. Она явилась – взволнованная, удивлённая, запыхавшаяся.

– Что мастер Колин, Медлок? – спросил мистер Крейвен.

– Как вам сказать, сэр? – отвечала миссис Медлок. – Он… словом, он изменился.

– К худшему?

Миссис Медлок покраснела и сделала попытку объяснить положение дел.

– Видите ли, сэр, доктор Крейвен, сиделка и я сама – мы никак не можем понять, что с ним происходит.

– Почему же?