Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой

– Мне было так радостно на душе, – признался Колин, подняв на неё свои удивительные глаза. – Я вдруг почувствовал, что я совсем другой… что руки и ноги у меня такие, знаете, сильные… что я могу копать и могу стоять… Я вскочил – мне захотелось что-то крикнуть кому-то… кто бы меня услышал.

– Магия тебя слушала, когда ты Славословие пел. Ведь ты от радости пел, а это главное! Ах, милый, какое дело Творцу, который дарит нам радость, до того, как люди его называют?

И она снова тихонько похлопала его по плечу.

Сьюзен Сауэрби положила им сегодня полную корзинку вкусной еды. Когда они проголодались, Дикон притащил её из укромного места в тенёчке; Сьюзен уселась вместе с детьми под деревом и смотрела, как они жадно едят, радуясь их аппетиту. Она весело шутила и смешила их рассказами о разных необычных происшествиях. Она говорила по-йоркширски и обучала их новым словам. Когда они рассказали, как трудно им притворяться, что Колин по-прежнему капризный больной, она от души рассмеялась.

– Когда мы вместе, у нас такой хохот стоит, – пояснил Колин. – А разве больные смеются? Мы изо всех сил стараемся сдержаться, да не выходит и ещё пуще хохочем!

– А я всё время об одном думаю, – призналась Мэри. – И как подумаю, чуть не лопаюсь от смеха. Что, если лицо у Колина станет круглым, как луна? Оно ещё не круглое, но с каждым днём всё больше и больше округляется. Вдруг мы однажды проснёмся, а оно круглое, как луна? Что тогда делать?

– Я вижу, тебе приходится, как актёру, роль разыгрывать, – сказала Сьюзен Сауэрби. – Ну да теперь уж недолго осталось! Вот мистер Крейвен вернётся…

– Вы думаете, он вернётся? – переспросил Колин. – Почему?

Сьюзен Сауэрби улыбнулась.

– Небось, узнай он про твою тайну от кого-то, ты бы страсть как огорчился, – сказала она. – Ты ведь ночами лежишь и мечтаешь, как всё это будет!

– Я даже подумать не могу, чтобы ему кто-то другой сказал, – признался Колин. – Каждый день всё придумываю, и всё по-разному. Сейчас я бы просто хотел вбежать к нему в комнату.

– Вот бы он удивился! – воскликнула Сьюзен Сауэрби. – Желала бы я, голубчик, в этот миг на него посмотреть! Право слово, желала бы! Пора бы ему вернуться! Самое время!

Ещё они обсудили, как приедут к Сьюзен Сауэрби в гости. Всё было продумано: они поедут в экипаже и пообедают там среди вереска под открытым небом. Познакомятся со всеми детьми, посмотрят огород Дикона и вернутся домой, только когда устанут.

Наконец Сьюзен Сауэрби встала, чтобы идти в дом к миссис Медлок. Колину тоже пора было возвращаться. Но прежде чем сесть в кресло-каталку, он подошёл к Сьюзен вплотную, растерянно и восхищённо заглянул ей в лицо и, ухватившись за складки синего плаща, прошептал:

– Вы совсем такая, как… как я мечтал! Как бы я хотел, чтобы вы были матушкой не только Дикону, но и мне!

Сьюзен Сауэрби быстро нагнулась, обняла его своими мягкими руками и прижала к груди, словно он был родным братом Дикону. Глаза её снова затуманились.

– Голубчик, – проговорила она, – твоя мать уж конечно сейчас здесь, в этом саду! Где ж ей ещё быть? И отец твой должен к тебе вернуться! Это уж так!

Глава 27 В саду

С тех пор как сотворён мир, каждый век совершал какое-то важное открытие. В прошлом столетии их было больше, чем в любом из предыдущих. В нашем столетии сделают множество ещё более удивительных открытий. Сначала о чём-то новом и важном люди и слышать не хотят, потом упрямо держатся убеждения, что как бы то ни было, а вещь это невозможная, потом видят, что нет, вполне возможная; а потом делают – и сами же удивляются, отчего было не сделать столетиями раньше. В прошлом веке люди начали понимать, что мысли – просто мысли – обладают не меньшей силой, чем электрические батареи, и могут приносить человеку не меньше пользы, чем солнечный свет, и причинять не меньше вреда, чем яд. Печальная или дурная мысль, проникшая в ваше сознание, не менее опасна, чем микробы скарлатины, проникшие в организм. И если эту мысль тут же не изгнать, может случиться, что она останется с вами до конца жизни.

Пока «мистрис Мэри» находилась во власти угрюмых и недобрых мыслей обо всех и всём на свете, пока она была преисполнена решимости ничему не радоваться и ничем не интересоваться, она была болезненным, хилым, скучающим и несчастным ребёнком. Однако обстоятельства изменились в её пользу, хотя она того и не подозревала, и подтолкнули её в благоприятном направлении. А когда мысли её заняли такие вещи, как малиновка, домик на вересковой равнине с живущими там детьми, угрюмый старик-садовник, простая деревенская служанка, весна, тайный сад, оживающий с каждым днём, йоркширский мальчишка и его зверюшки, там уже не осталось места для того мрачного, что плохо действовало ей на пищеварение и печень и от чего движения её были вялыми, а лицо жёлтым.