Таинственный сад

Через некоторое время пришла сиделка одеть Колина. Она заметила, что вместо того, чтобы лежать, как бревно, когда его одевали, он сел, стараясь сам одеться, и все время смеялся и разговаривал с Мери.

— Сегодня у него хороший день, сэр, — сказала она доктору Крэвену, который приехал взглянуть на Колина. — Он в таком хорошем настроении духа, что становится крепче.

— Я опять зайду под вечер, после того как он вернется, — сказал доктор. — Я должен знать, как эта прогулка подействовала на него. Мне хотелось бы, — сказал он тихо, — чтобы он позволил вам пойти с ним.

— Я скорее откажусь от места, чем буду здесь, когда вы ему это скажете, — с внезапной решимостью заявила сиделка.

— Я вовсе не решил советовать ему этого, — сказал доктор. — Попробуем сделать опыт. Дикону я бы доверил даже новорожденного ребенка.

Самый сильный лакей снес Колина вниз и посадил его в кресло на колесах, возле которого ждал Дикон. После того как лакей и сиделка обложили его подушками и пледами, маленький раджа махнул им рукою.

— Я позволяю вам уйти, — сказал он, и оба они быстро исчезли; надо сознаться, что оба расхохотались, как только очутились в доме.

Дикон начал медленно и уверенно двигать кресло; Мери шла подле него, а Колин откинулся назад и поднял голову к небу. Свод неба казался очень высоким, и маленькие белые облачка казались белыми птицами, которые носились на распростертых крыльях в его хрустальной синеве. Со степи доносился нежный ветерок, насыщенный странным сладким благоуханием. Грудь Колина подымалась, вдыхая его, и его большие глаза как будто к чему-то прислушивались — глаза, а не уши.

— Сколько тут разных звуков… что-то поет, и жужжит, и зовет, — сказал он. — А чем это так пахнет, когда дует ветер?

— Это дрок распускается в степи, — ответил Дикон.

— А пчел-то сколько сегодня, удивительно!

На дорожках, по которым они шли, не было видно ни одного человека. Все садовники и их помощники были отосланы. Но дети все-таки кружили взад и вперед между кустами, вокруг клумб у фонтана, следуя по заранее составленному маршруту, просто ради таинственности и удовольствия. Когда они, наконец, свернули на длинную тропинку подле поросшей плющом стены, то были так возбуждены наступающим моментом, что сами, не зная почему, стали вдруг говорить шепотом.

— Это вот здесь, — шепнула Мери. — Здесь я, бывало, хожу взад и вперед и все думаю, думаю!

— Да?! — воскликнул Колин, и глаза его пытливо устремились на плющ, точно ища чего-то. — Но я ничего не вижу, — шепнул он. — Здесь нет калитки!

— Я тоже так думала, — сказала Мери.

Воцарилось напряженное молчание, и кресло снова двинулось вперед.

— А вот это сад, где работает Бен, — сказала Мери.

— Да? — сказал Колин.

Они прошли еще несколько ярдов, и Мери снова шепнула:

— А вот здесь малиновка перелетела через стену.

— Да?! — воскликнул Колин. — О, как мне хотелось бы, чтоб она опять прилетела!

— А вот тут, — торжественно сказала Мери, указывая на большой куст сирени, — тут она уселась на кучку земли и указала мне на ключ!

Колин сел.

— Где? Где? Там? — крикнул он, и глаза его сделались такими большими, как у волка в сказке о Красной Шапочке. Дикон стал, и кресло остановилось.

— А вот здесь, — сказала Мери, подойдя поближе к поросшей плющом стене, — здесь я подошла поговорить с ней, когда она защебетала с верхушки стены. А вот тут плющ отнесло ветром в сторону, — и она схватила рукою зеленый занавес.

— О, да, да? — задыхаясь, шепнул Колин.

— А вот ручка… и в о т к а л и т к а! Дикон, втолкни его, втолкни его скорее.

Дикон сделал это одним сильным, уверенным толчком.

Колин снова опустился на подушки, и, хотя он задыхался от радости, закрыл глаза руками и не отнимал их до тех пор, пока они не очутились внутри; кресло остановилось точно по волшебству, и калитка затворилась. Тогда только он отнял руки и стал оглядываться вокруг, как когда-то Дикон и Мери. На стенах, на земле, на деревьях, на колебавшихся ветках и побегах точно было накинуто ярко-зеленое покрывало из нежных, крохотных листочков; на траве под деревьями, в серых каменных вазах в альковах — повсюду кругом виднелись золотистые, белые и пурпурные штрихи и пятна; над головой его высились деревья, белоснежные и розовые, слышался трепет крыльев, нежное щебетанье и жужжанье, и разливался сладкий аромат. Теплые лучи солнца ласкали его лицо, как прикосновенье нежной руки. Мери и Дикон стояли и с изумлением глядели на него — так он вдруг переменился, потому что нежная розовая краска разливалась по его бледному, точно выточенному из слоновой кости лицу, по его шее и рукам.

— Я выздоровею! Я выздоровею! — крикнул он. — Мери! Дикон! Я выздоровею! И я буду жить всегда… во веки веков.

Глава XXI