Таинственный след

Спускаясь по лестнице, Кузьменко увидел Байкина, прохаживающегося по коридору. Кожаш знал, что полковник проводит оперативное совещание и был обижен — его туда не пригласили. Это заметил Кузьменко и почувствовал уже знакомое раздражение. Проходя мимо Кожаша, он сказал:

— Лейтенант Байкин, зайдите ко мне!

Сухой тон майора еще больше усилил обиду Кожаша, но ответить дерзостью он не решился. Снова перешел на прежний, заискивающий тон:

— Хотите мне задание дать, товарищ майор?

— Садись, Кожаш, — майор предложил лейтенанту папиросу. — Мы достаточно намучились с поисками Петрушкиной. Никому не было ни дня покоя. Теперь это дело закрыто. Можете возвращаться в свое отделение и приступить к своим непосредственным обязанностям. Я уже говорил об этом с начальником отделения. Он ждет вас.

— Вы правы. Из-за этой старухи мы и Петрушкина замучили. Он себе места, бедняга, не мог найти. Все это из-за старшего лейтенанта Майлыбаева. И такой самоуверенный себялюбец не понес никакого наказания? Как же, товарищ майор?

— За что его наказывать?

— Вы делаете вид, что не замечаете, товарищ майор. Он же Маслову так защищал, даже когда нашли вещи. Разве это не преступление?

— Маслову освободил я. Меня и обвиняйте.

Байкин сник, но продолжал льстивым голосом:

— Вы честный и доверчивый человек. Такт не позволяет вам обидеть кого-нибудь. Но мы-то из-за этого прицепились совсем к невинному человеку.

— Кто виноват, а кто не виновен, покажет время, — и Кузьменко сказал про приказ полковника. — Теперь вы больше не ходите в поселок мясокомбината, держитесь подальше. Дело Петрушкина закрыто, поняли?

Кожаша этот разговор не удовлетворил. Он понял, что майор сказал ему далеко не все. В душе он чувствовал сильную неприязнь и к майору и к Талгату. Выходя из управления, он встретил Карпова:

— Здравствуй, Кожаш! Как дела? Поздравляю с общей радостью! — он пожал Байкину руку.

Сердце Кожаша радостно забилось. Он с надеждой посмотрел на капитана.

— Меня? С чем, Григорий Матвеевич?

— А ты не слышал? Майлыбаеву присвоили звание капитана.

— Кому? Майлыбаеву, говорите? Капитан?! — У Кожаша отвисла челюсть. Он побледнел. — Да за что?

— Ты не был на оперативке?

Кожаш не мог сказать, что его не позвали.

— Полковник дал срочное задание, я и не успел на собрание. Пришел, когда уже началось. Заходить неудобно было. — Он старался отвечать спокойно, но новость жгла его огнем. Неприязнь перерастала в ненависть, в черную зависть. — Сейчас майор Кузьменко говорил что-то о деле Петрушкина. Я задумался и не понял его толком.

— Прости, Кожаш, ничем не могу быть полезен. Я ведь тоже не был на собрании. Сам только что услышал.

Неожиданная новость, которую сообщил Карпов, вошла в сердце Байкина занозой и застряла там. Где же справедливость? Где? Надо что-то делать. Что-то предпринять. Надо помешать триумфу Талгата. О, как ненавистно это имя! И он — капитан! Кожаш задумался. Вдруг он вспомнил про Сауле. Байкин дошел до угла, где стоял телефон-автомат, и позвонил в приемную начальника управления.

— Саулеша? Это ты? Кожаш говорит. Здравствуй, душа моя! Как учеба? Молодец девочка! Ну-у, эти три-четыре года пролетят — не заметишь как. Да-а! И мы получим молодого, опытного юриста. Рад за тебя. Саулеша, мне очень надо с тобой поговорить. Когда мы сможем встретиться? Сегодня, говоришь? Сейчас я занят. Выполняю приказ полковника. Встретимся вечером, ладно? Буду ждать в «Арале».

В тот же вечер Кожаш встретил девушку на мосту, ведущем в ресторан на островке.

— Я не опоздала? Как всегда, когда торопишься, ни одного троллейбуса нет. Шла пешком.

— Я бы все равно не устал ждать, как бы ты ни задерживалась.

Сауле удивилась, покраснела. Кожаш взял ее под руку и с важным видом повел в ресторан. Народу было немного. В глубине зала в полумраке сидело три-четыре посетителя, слышались голоса из беседки, закрытой вьюном и хмелем. Кожаш посмотрел в сторону беседки и среди мужчин в тюбетейках увидел Анастасию. Анастасия, заметив Кожаша, заговорщицки подмигнула ему и лукаво улыбнулась. Кожаш побледнел от ревности. Не хотелось ему, чтобы Анастасия сидела среди этих базарных торгашей. Но пришлось сдержаться.

— Вы знакомы с той женщиной? Она, кажется, с вами поздоровалась.

— Кто ее знает, разве можно всех упомнить? — равнодушно сказал Кожаш и, чтобы вызвать ревность Анастасии, решил сесть к Сауле поближе, но девушка отодвинула стул. Кожаш растерялся. Злыми глазами посмотрел он на Сауле и буркнул:

— Съем я тебя, что ли, недотрога!

Сауле вспыхнула, крепко закусила губу. Тогда Кожаш изменил тактику и стал вести себя так, словно только сейчас познакомился с этой девочкой. Сауле сидела напротив. Кожаш наклонился вперед, вытянул шею, заговорил шепотом. Со стороны могло показаться, что он говорит девушке слова ласковые, волнующие девичье сердце, приятные ей. А говорил он вот что:

— Сауле-джан, ты не знаешь, какие вопросы рассматривались на совещании у полковника?

Кожаш замечал, что девушка неравнодушна к Талгату. Если разговор был о Талгате, если о нем отзывались хорошо, то она не преминет рассказать. А уж знает-то наверняка.