Таинственный след

— Спасибо, что зашли.

Когда майор Кузьменко вышел на улицу, он неожиданно почти столкнулся с Майлыбаевым. Строго спросил шепотом:

— Что ты здесь делаешь? — и увлек Талгата в сторону от дома.

Когда они отошли на квартал, он сказал:

— Тебе нельзя здесь появляться, Петрушкин не должен тебя знать.

Майлыбаев вечером позвонил в управление. Девушка-секретарь сказала, что майор ушел куда-то один. Старший лейтенант забеспокоился и отправился в поселок, к дому Петрушкина. Он чувствовал, почти знал, что жалкий, несчастный Петрушкин в любой момент может обернуться жестоким и хладнокровным человеком, который не задумается перед самым страшным преступлением. Особенно, если поймет, что загнан в угол. Талгат решил подождать у дома и встретить майора.

Когда они сели в машину, Талгат сказал:

— Чуть не потерял я парикмахера. Сегодня он на работу не вышел. Я его ищу, с ног сбился, а он, голубчик, преспокойно дома сидит.

— Откуда ты узнал, что он дома?

— Кассирша сказала; по-моему, старый волк неравнодушен к ней.

— Ты совершенно уверен, что он дома?

— Конечно, Петр Петрович.

— В доме Петрушкина я увидел на дверце шифоньера отпечаток левой руки. У хозяина одна рука — правая. Значит, к нему кто-то приходил. Я думал, что у него был Сигалов. Выходит, кто-то другой навестил. Кто же это?

— Кто-то из знакомых Петрушкина, который неизвестен нам. Жаль, что мы его проглядели, — сказал Талгат с досадой и предложил: — А что если позвонить в гостиницу?

— Зачем? — удивился майор.

— Узнать, у себя ли в номере наш гость.

— М-мда, я об этом и не подумал. Давай быстрее в управление!

Дежурная по этажу сообщила: турист ушел в театр на оперу «Кыз-Жибек». Еще не вернулся.

Поблагодарив дежурную, Кузьменко повесил трубку. Спросил у Талгата.

— Ты не видел Данишевскую? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Досадно и грустно, что она попала в сети преступника. А очень даже неглупая девушка. От нее я узнал сначала, что в доме у Петрушкина кто-то есть. Но, кроме хозяина, я так никого другого не видел. Никаких других дверец, кроме входной, в доме нет. Подвала тоже — пол я простучал, никаких пустот. Окна были закрыты. Но человек исчез.

— Дом-то новый. Может, и есть в нем потайные места, о которых никто не знает. Надо выяснить, кто строил этот дом.

На следующее утро Кузьменко позвонил в городской отдел архитектуры. Собаковод, оказывается, отказался от услуг архитекторов и строил дом сам. Кузьменко вызвал к себе капитана Карпова.

— Как у вас с Сигаловым? — спросил он.

— Познакомились у озера, бутылка помогла.

— Очень хорошо. Сегодня же, вспомнив об этой встрече, идите в парикмахерскую. С этого дня будете его постоянным клиентом.

Капитану Карпову не хотелось вмешиваться в дело, которым занимался его молодой товарищ, ему казалось это не совсем честным по отношению к Майлыбаеву.

— Старший лейтенант уже давно занимается этим делом, удобно ли будет, если теперь я вмешаюсь?.. — начал он. Майор расхохотался:

— Да ведь у него и бороды-то нет, как есть Алдар-Косе! Как ни скреби, ничего не вырастет. Сам Талгат не возражает, согласен на замену. И потом — так решил полковник Даиров. Старшему лейтенанту Майлыбаеву дано другое задание, тоже важное. Ваша помощь ни в какой мере не обидит его. Приступайте к выполнению!

— Слушаюсь, товарищ майор! — капитан вытянулся и наклонил голову.

Майлыбаеву было поручено наблюдение за Петрушкиным, чье поведение становилось с каждым днем все загадочней.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Старший лейтенант Майлыбаев вот уже в течение трех суток дежурит в поселке. Ждет, что вот-вот кто-то навестит Петрушкина. Но никто не приходил, не искал с Петрушкиным встречи. И на улице и дома он всегда был один. Не торопясь, занимался он мелкой хозяйственной работой. Но делал все равнодушно, без интереса. Досками от старых ящиков он латал дыры и щели сарая. Завидев однажды Данишевскую, несшую от колонки воду, окликнул ее:

— Глафира, иди-ка сюда! Поговорить нужно. — Когда она подошла, он сказал: — Что-то не видать тебя в последнее время или нашла кого-нибудь, а? А то заходи, я сегодня свободен. Посидим немного, развеемся.

Глафира стала отказываться:

— Постирушку я сегодня затеяла. Некогда.

— Достоинство блюдешь — это хорошо. А я вот как увижу тебя, растрепу, так, ей-богу, в жар бросает...

— Брось! — засмеялась Глафира.

Это признание калеки показалось Глафире забавным. Она подняла свои косенькие глаза, посмотрела на него весело. Было в ее взгляде что-то дразнящее, какое-то смутное обещание.

— Какая мне выгода от того, что зайду к тебе?

— Все что пожелаешь, душу не пожалею.

— Сладко поешь, Андрей, и где только ты этому выучился? Я и не думала, что ты такой.

— Чего пожелаешь, душенька, только скажи.

— Эх, мне бы со своей-то жизнью сладить, не то что в чужую мешаться. Ты меня пустыми словами не тревожь. А коли задумка какая есть, говори прямо.

— Устал я, Глаша, один. Измучился. Иди за меня, Глафира... Вот закончится это дело со старухой, все эти неприятности, тогда и свадьбу сыграем.

Глафира задумалась.

— А ты один? Дома-то никого?