Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника

Я не знаю, что отвечает Тео, но, судя по реакции Винсента, брат пытается убедить его оставить Син, угрожает лишить денежного содержания. Категоричная позиция художника сталкивается с буржуазными принципами торговца живописью. Приведу отрывок из письма, отправленного в мае 1882 г.: искрометная ирония Винсента удивительным образом сочетается с детской наивностью, что не может не вызвать улыбку.

Прощай, старик! И спроси у ночи совета, прежде чем размахнуться и нанести смертельный удар (не только по мне, но и Кристин, и ее ребенку…). Если нет другого выхода, то руби мне голову, Бога ради! Вот только лучше бы ты этого не делал, голова мне нужна, чтобы рисовать. (А Кристин с малышом не смогут позировать без головы.)

Не хотелось бы опошлять чувства дяди, но мне кажется, что во многом корень его упрямства кроется в желании взять реванш после отказа, полученного от Кее, который по-прежнему гложет его изнутри.

Если бы Кее Фос выслушала меня прошлым летом в Амстердаме, если бы не отвергла так жестоко, возможно, сейчас все было бы иначе.

Винсент живет сегодняшним днем, завтра пугает его. Он не решается заказывать материалы для рисования, потому что не в состоянии оплатить их сразу. Чтобы как-то отвлечь себя от нависших финансовых трудностей, он отправляется в Схевенинген и там, лежа на песке под старым деревом, рисует его корни. На нем льняной халат, он курит трубку, разглядывая голубое небо, мох, траву. Так же спокойно он себя ощущает, когда пишет Кристин и ее мать: он высчитывает пропорции, пытается передать изгибы тела под черным платьем.

Когда меня берет тоска, мне достаточно взглянуть на «Пахарей» Милле или «Бедняков» Де Гру, и тут же Терстеег с его нравоучительными речами кажется мне таким маленьким, незначительным и смешным; и тогда хорошее настроение возвращается ко мне, я закуриваю трубку и вновь принимаюсь за работу.

Тем временем двери «Пульхри Студио» закрываются для Ван Гога, во многом с подачи Мауве, который отчаялся вернуть своего родственника на путь истинный. Винсент отдаляется от Гаагской школы и ее стиля, прекращает общение с местными художниками, все меньше обращается к гениям прошлого – исключение составляют Милле и Делакруа – и сосредоточивает внимание на окружающей реальности, пытаясь разглядеть поэзию в обыденном.

Я готов писать колыбель хоть сотни раз, неустанно.

Домашняя обстановка способствует тщательной разработке одних и тех же сюжетов. Винсент оттачивает мастерство, совершенствуя образы до бесконечности: линии с каждым разом становятся все более уверенными, пропорции – все более гармоничными. Син недавно родила малыша, и он привлекает всеобщее внимание, ползая по студии, играя с тем, что попадется – будь то ниточка или кусок бумаги.

Дядя делает все возможное, чтобы спасти отношения, которые изначально не обещали быть простыми. Ван Гог пытается убедить себя в том, что любовь побеждает все, но спустя полтора года совместной жизни его упорство уступает место осознанию очевидного: ситуация критическая.

Получая от моего отца ежемесячное содержание, он тратит практически всю сумму на текущие расходы, так что уже на десятый день ничего не остается. Художник чувствует себя потерянным, его мучают боли в животе, слабость. Да и дома теперь не все так гладко: Син начинает проявлять беспокойство. Былая страсть прошла, а голод все чаще заявляет о себе.

Когда дядя узнает, что его подруга, чтобы хоть как-то заработать на еду, вновь занялась проституцией, ситуация накаляется до предела. Винсент перестает покупать материалы для живописи, использует по нескольку раз одни и те же листы, огрызки угля, остатки акварели – лишь бы прокормить детей. Творческий процесс останавливается, дядя урезает себя во всем, даже в предметах первой необходимости. Впрочем, урезать уже было нечего – они стояли на пороге нищеты.

Встреча с Тео

Приезд Тео в Гаагу окончательно поставил точку в этой мучительной истории.

Как и много лет назад в Боринаже, когда отец выхаживает дядю во время смертельно опасной болезни, так и теперь: встреча с Тео помогает Винсенту выкарабкаться из затянувшего его болота, вновь ощутить твердую почву под ногами.