Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника

Я сделал портрет господина Танги (он хранит его до сих пор), госпожи Танги (его удалось продать) и одного из его друзей (за последний мне было заплачено 20 франков), но при этом я приобрел у него красок на 250 франков без какой-либо скидки, и он, разумеется, заработал. Так что я был для него другом ничуть не в меньшей степени, нежели он для меня. У меня есть более чем веские основания сомневаться в том, что он имеет право требовать с меня деньги, учитывая, что я расплатился этюдом, который до сих пор у него хранится. Тем более что мы ясно условились: продажа моих картин покроет оставшиеся долги.

Самый удачный портрет Танги — тот, на котором он сидит, сложив руки, на фоне стены с японскими эстампами. Фигура выглядит настолько плоской, что гора Фудзи, висящая сверху, сливается со шляпой торговца. Палитра Винсента становится светлее, цвета ярче, контрасты более подчеркнутые. Мазки указывают направление, в котором лучше рассматривать образ, и перекликаются с безмятежным характером Танги. Линии больше не искривляются, не бороздят пространство, не изрезают фигуру модели. Создается эффект очевидности, открытости изображаемого.

Дома я обнаружил китайскую шкатулку с клубками цветной шерсти. Дядя использовал их для изучения цветовых решений: он соединяет разные нити, чтобы понять, какие можно получить оттенки. В некоторых клубках нить одноцветная, в других — комбинации двух контрастных цветов, например желто-фиолетовый или сине-оранжевый, в третьих — сочетания похожих оттенков вроде светло-желтого и темно-желтого, розового и фиолетового. Ван Гог экспериментирует с комбинациями на холсте, чтобы ощутить взрывную силу цвета, воспринятую из японских картинок, которые его чрезвычайно увлекают.

В японском искусстве есть что-то первобытное, как у древних греков и древних голландцев, как у Рембрандта, Поттера, Хальса, Вермеера, Остаде, Рёйсдала. Это искусство вечно.

Познакомившись с японскими гравюрами в Антверпене, в Париже Винсент собирает целую коллекцию, в основном покупая их у Зигфрида Бинга — торговца произведениями китайского и японского искусства. Практически ежедневно он заходит в нему в лавку, долго рассматривает стопки картинок во дворике и выбирает понравившиеся. Вместе с Тео они соберут коллекцию около четырехсот пятидесяти штук.

После участия во Всемирной парижской выставке 1867 г. Япония вышла из культурной изоляции; эстампы являются визитной карточкой японской культуры и образности, которая сильно отличается от европейской. Вольность композиции, буйство красок, оригинальность художественных приемов и простота выразительных средств — все это делает японское искусство чрезвычайно популярным среди европейских художников. Постепенно оно проникает в передовые буржуазные салоны, обитатели которых восприимчивы ко всему новому: они носят кимоно, украшают гостиные ширмами, устраивают чайные церемонии.

Ван Гога привлекают смелые диагонали и волнующие диспропорции: они создают эффект вихря, затягивающий вглубь изображения.

Японское искусство окончательно освобождает Винсента от гнета традиционных правил, его творчество открывается навстречу миру.

Моя работа, так сказать, зиждется на работе японских мастеров.

В Париже Ван Гог достигает синтеза Запада и Востока: он реализует копии японских эстампов и вешает их у себя в студии.

Из всех картинок он предпочитает пейзажи, позволяющие играть с глубиной пространства, переплетая ветви деревьев и смешивая планы, и изображения гейш, рождающиеся из пересечения кривых линий и спиралевидных знаков. От стиля укиё-э^[1] он усвоит идею превращения образа в волнообразные движения кистью, где цвет живет своей, отдельной жизнью.

Мне не очень импонируют попытки искать в картинах дяди одушевленность — гораздо интереснее, на мой взгляд, исследовать структуру фигур, секреты техники. Но в данном случае невозможно отрицать, что Винсент сумел проникнуть в самое сердце произведений Хокусая и Хиросигэ. Они как будто иллюстрируют процесс становления природы: бегущая вода, распускающиеся цветы, слепящее солнце. Только благодаря японскому искусству Ван Гогу удалось преодолеть свою страдальческую живопись и темные тона голландской палитры.