Таинственный всадник

Рене поднималась и опускалась по лестнице много раз за последние несколько дней, поэтому изучила уже каждый поворот, каждую ступеньку. Она была уверена, что Антуан оставил горящую свечу в одном из подсвечников у подножия лестницы. Но при каждом повороте свет истончался, словно бледный туман, и наконец Рене оказалась в полной темноте. Еще чернее было у поворота, который вел к зубчатым стенам крыши.

Рене стремительно спускалась, муслиновая длинная юбка то волочилась, словно хвост, то вздымалась белым облаком. Почти не дыша, она летела по знакомым ступенькам и вдруг наткнулась на высокую темную фигуру.

Она завопила так, что испугала Финна не меньше, чем если бы к нему с лестницы спустился белый призрак. Он поднял повыше тонкую свечу, прикрыв ее рукой, чтобы они смогли рассмотреть друг друга и убедиться: это они, а не затеявшие игры призраки.

– Мадемуазель Рене, – сказал с облегчением старый камердинер. – Я полагаю, это весьма опрометчивая затея – одолеть такую лестницу в темноте.

Ее сердце все еще колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит наружу. Рене приложила руку к груди и привалилась плечом к стене.

– Вас не было в комнате, когда я пришел за вами, и господин Антуан предположил, что вы можете быть здесь. – Он сделал паузу, чтобы отдышаться. – Коляски прибыли, мадемуазель. Ваши тетя и дядя с господином Винсентом уже тут, и много других людей – я не стал выяснять, кто они.

– Но… они не должны были появиться до завтра.

Рене вжалась в стену спиной, чтобы сохранить равновесие, и откуда-то из отдаленного уголка памяти явилось вульгарное ругательство, которое она и произнесла; Финн снова поднял повыше свечу и прищурился.

– Я понимаю, что вы и молодой господин слишком много времени провели в компании этого жулика. – Он поднес свечу к лицу Рене. – Он чем-то расстроил вас?

– Нет-нет. – Рене нахмурилась и покачала головой. – Но он дал мне богатую пищу для размышлений.

Без всякого предисловия Рене изложила Финну все, что услышала от Тайрона Харта о ее дяде, Росе и Эдгаре Винсенте.

– Честно сказать, мадемуазель, я никогда не любил вашего дядю, очень не любил, – объявил он Рене.

Рене долго сидела молча, ее взгляд блуждал, и Финн наклонился, чтобы попытаться поймать его.

– Мадемуазель?

– Да, – откликнулась она. – Я слышу тебя, Финн.

– Ну, – Финн вздохнул, – тут я должен согласиться с бандитом. Сейчас у нас нет никакого выбора, кроме как принять поражение и оставить это злосчастное место при первой возможности.

– Или украсть рубины самостоятельно, – медленно проговорила Рене.

– Прошу прощения?

– Мы сами могли бы украсть рубины, – повторила она и повернулась к Финну лицом.

– Украсть рубины самостоятельно? Вы надышались камфарой и разными травами? Вы провели в этой атмосфере слишком много времени? Или сама атмосфера башни виновата – она влияет на ваши мысли? – Финн осторожно огляделся вокруг. – Говорят, все роялисты были слегка безумны – бросить вызов Кромвелю в сердце Англии!

– Возможно, я слишком долго стараюсь освободиться от боязни собственной тени, – сказала Рене запинаясь.

– О Мария и Иосиф! – пробормотал Финн. – Откуда у вас такой абсурд в голове? Да вы храбры безмерно!

– Я должна действовать смело и решительно с такими, как Рос и Винсент, – настаивала Рене, – но я испугана.

– Ну, милое дитя мое, все мы колеблемся и дрожим внутри перед лицом беды. С каждым человеческим существом происходит подобное. Даже он, – Финн энергично кивнул в сторону, – вероятно, чувствовал, как сердце трепещет в груди, раз или два уж точно, я уверен.

Она с сомнением посмотрела в темноту.

– Однако, Финн, если мы ничего не сделаем и просто снова убежим, я боюсь, что мы проведем так весь остаток жизни, постоянно будем убегать.

– Но… что вы предлагаете, мадемуазель?..

– Что я предлагаю? Мы должны обмануть их в их собственной игре. Вы говорите, у нас нет никакого способа доказать, что они украли драгоценные камни. Но если у нас есть рубины, то есть и доказательство, не так ли? Когда он дал мне в Лондоне камни, он совершил большую ошибку, позволив носить их публично, потому что я знаю, что некоторые французы, такие, как графиня де Трувиль, узнали гарнитур. Если их свидетельств недостаточно для английских властей, то агентов французского правительства это могло бы заинтересовать; их мало заботят английские суды и законы.

– Вы имели бы дело с такими людьми? С теми, кто преследовал ваше семейство и выгнал нас из дома?

– Если это единственный способ заставить заплатить за преступления – да.

– Вы предлагаете опасную игру, мадемуазель, – спокойно сказал Финн.

– Жизнь полна опасностей, Финн, – тихо заметила Рене.

– Кое-что затрудняет наше дальнейшее пребывание здесь, мадемуазель. Свадьба, смею вам напомнить, которая предстоит всего-навсего через три дня.

– Ты увел мою мать от алтаря за час до начала церемонии, – напомнила ему Рене. – Во всяком случае, мы теперь знаем выход из Гарвуд-Хауса.

Слабое шипение привлекло внимание Финна к фонарю. Свеча была не больше окурка, когда старый камердинер зажег ее, а они уже долго сидели на лестнице.