Таинство детства. Беседы с архимандритом Виктором (Мамонтовым)

Допустим, в моем доме появился человек–мошенник, и я знаю, что он способен что–то украсть. Если я захочу пойти в другую комнату, и он тоже встает, я тут же напрягаюсь и спрашиваю: «А зачем ты встал?» Я понимаю, что он может что–то украсть в мое отсутствие. Я задаю такой вопрос, потому что у меня нет доверия к этому человеку, я знаю, что он нечист на руку. А когда я доверяю человеку, то, если он в мое отсутствие ходит по дому, я принимаю это спокойно — может быть, ему нравится смотреть в окно — пусть смотрит, сколько ему хочется, желает посмотреть книгу, вещь — пусть берет, я знаю, что он ее в карман себе не положит и не унесет.

Все эти «почему?» — от недоверия, от маловерия. Они совершенно неуместны в отношении к Богу, потому что Он нас всегда любит и всегда нам все готов дать. Но если что–то не дает, значит, нам это не полезно и не нужно. Значит, наши «почему?» должны отпасть.

Как воспитать в ребенке такое доверие? — Только всей жизнью, своим примером, чтобы он увидел, что я полагаюсь на Бога. Если же совершилось то, что хотел Господь, можно сказать: «Господь сделал лучше, чем то, что хотел я».

Мне думается, что у ребенка больше, чем у взрослого проявляется возможность предоставить Господу действовать в его жизни, потому что ребенок меньше мешает Богу, чем взрослый человек. Он знает, что он маленький, что не может то, что делают взрослые, он чувствует себя беспомощным. Тем самым ребенок больше, чем взрослый, предоставляет право Богу, Творцу действовать, он создает для Него поле свободы. И тогда Бог действует и воспитывает младенца. Это у ребенка получается не сознательно, он приходит к этому не каким–то аскетическим усилием, а очень естественно, в соответствии с его возрастным периодом.

В такой беспомощности как раз и действует сила Божия, и проявиться она может даже больше, чем в жизни взрослого человека, который закомплексован, самоутверждается, ставит «Я» в центр жизни.

Как готовить ребенка ко встрече с миром, лежащим во зле

О.В. Эта подготовка начинается еще до зачатия, когда родители только думают об этом ребенке и спрашивают себя, готовы ли они дать ему полноценную духовную жизнь. Материальную, биологическую жизнь обеспечить можно, даже при нашей крайней нищете[27] люди не умирают от голода, они где–то добывают средства, ребенок бывает накормлен, одет.

А в отношении духовного развития необходимо, чтобы сами родители поняли, что важно не кем будет их ребенок, а каким. Если они будут думать о том, кем он будет, они вовлекут его в мир материальный. Но это не принесет ему радости, потому что все земное не может удовлетворить душу, имеющую неистребимое желание вечного. Владимир Соловьев говорил, что в нас заложено неистребимое желание жить всегда. И это желание может удовлетворить только Бог.

Кто может нас напоить так, чтобы мы потом не жаждали? Ответ дал Христос в беседе с самарянкой. Если ребенок не знает об этой Воде Живой, т. е. о Христе, то он, конечно, будет вовлечен в суету этого мира, будет жить по горизонтали, а вертикаль не будет присутствовать в его жизни. Он будет есть, пить, трудиться, веселиться, размножаться.

Современные технологии предлагают такой разнообразный виртуальный мир, такие маски, что человек быстро попадает в их власть, но со временем чувствует, что все это — пустота и нищета. Происходит утрата жизни. Жизнь в ее первичном виде уходит. Человек хочет уже не жизни, а призраков. Небезызвестный «Манифест коммунистической партии» начинался словами: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Сейчас можно сказать: «призрак жизни бродит по миру». То, что предлагает технический прогресс, это не то, чем дышится. Это уводит от реальности. Уводит человека от Бога. Уводит людей друг от друга. И люди в этом мире уже не общаются, а контактируют. Человек заинтересован в другом человеке только потому, что он ему выгоден и нужен. Выжал его, как лимон, и выбросил. Столкнулись, как бильярдные шары, и разлетелись в стороны.

Мне рассказывал один человек, который вошел в сферы бизнеса и потом пострадал, что его партнеры часто собирались в Риге на представительные встречи. Туда они приходили совершать какие–то сделки. И у каждого — своя цель. Когда этот человек попал туда впервые, то пришел с распахнутой душой и кинулся к тем, кого знал. Но они сделали вид, что не знают его. Потому что там не принято сердечно общаться, это — моветон, как говорят французы. Нужно надеть маску, создать свой имидж, и — все. Там все по протоколу, все запрограммировано: сколько минут для приветствия, сколько — для объяснения каких–то дел, сколько — на прощания. Потом все расходятся. Сделали свое дело — и все.

«Мы контактируем», — говорят люди мира сего. Это значит: «поддерживаем функциональные отношения между людьми». Жизни нет, мертвечина, как манекен. Это не в радость. В церкви, наоборот, говорят: «община, общение». А мир не понимает, что это такое.