Таинство детства. Беседы с архимандритом Виктором (Мамонтовым)

И.Г. Сейчас я вспомнил одно из своих первых сознательных религиозных переживаний. В четырнадцать лет я впервые попал во взрослую больницу. Там оказались очень интересные люди. Один еще довольно молодой человек был убежденным коммунистом из Латинской Америки. В их стране была запрещена пропаганда марксистских идей. Его привезли лечиться, т. к. за свои убеждения он был страшно изувечен на родине. Он рассказывал, что новых членов для своей организации они находят в тюрьмах. «Мы разговариваем с людьми, сидящими в тюрьмах, и объясняем им, что они ни в чем не виноваты. Виновато общество, которое их сделало такими. Вы должны повернуть свою энергию на разрушение этого общества. Это будет вашим оправданием». Он рассказывал: «Они нам охотно верят и становятся коммунистами». Все очень просто: ты ни в чем не виноват, ответственность снимается.

Для меня его слова были откровением, поскольку в то время я не задумывался о коммунизме. Мы все жили в этой среде и ее почти не замечали. И вот тогда я остро ощутил эту неправду. Если человеком можно так манипулировать и так легко из плохого человека, который ворует, убивает, сделать хорошего, то человек ничего не стоит, он не нужен вообще. Значит, должно быть что–то сверх того. Помню, что впервые ясно увидел ложь той системы, марксизма, и в то же время ощутил жажду встретиться с Тем, Кто может сделать человека Человеком — по–настоящему, с большой буквы.

О.В. Да, любое государство всех времен и рас построено на лжи, потому что основание его жизни — человек, а не Бог. Ставка делается на сильную личность: диктатора, императора, который устроит хорошую жизнь. Все основано на соблюдении закона: если ты внешне соблюдаешь закон, то ты порядочный человек. Если ты, допустим, украл малость какую–то из кошелька человека, и это не будет замечено государственным законом, ты всегда будешь в глазах общества честным человеком.

И.Г. Это, батюшка, уже немного архаическое представление. Еще Марк Твен, в конце XIX века, заметил, что жизнь изменилась. Ему принадлежит такая горькая шутка: «Если ты украдешь булку, тебя посадят в тюрьму. А если ты украдешь железную дорогу, тебя посадят в сенат».

Бегство в монастырь?

И.Г. Отец Виктор, многие люди считают, что ребенка лучше ограждать от этого мира, лежащего во зле. Некоторые родители начинают ребенка с детства готовить, например, к карьере священнослужителя или к поступлению в монастырь. Не потому, что к этому призвание — редко бывает, что у человека в два–три года видно призвание, — а чтобы оградить его от мира.

Несколько лет тому назад одна церковная женщина привела ко мне сына–отрока и сказала: «Я готовлю его к поступлению в монастырь». Она хотела, чтобы с ним занимались историей. И она четко определила границы: «Вот этому его надо учить, а это ему не нужно, потому что в монастыре не пригодится». Такую программу жизни для сына она успешно реализовала. Недавно я узнал, что он уже иеромонах в Троице–Сергиевой Лавре.

О.В. Человек ограждается от зла не тем, что уходит в монастырь. И в монастыре действуют темные силы. Антоний Великий уходил в пустыню и подвергался таким нападениям темных сил, что они его избивали до полусмерти. Зло остается в этом мире, оно не может восходить к Богу. Поэтому оно ранит людей. Силы зла всюду присутствуют в этом мире, от них не скроешься в монастыре. Но нужно уметь противостоять злу в любых обстоятельствах жизни: и в монастыре, и в миру. Нужно понять простую истину, что Бог — на всяком месте. Следовательно, нужно искать не место, не монастыри, а искать Христа.

Когда начинают искать монастыри, то часто это бывает на романтическом, эмоциональном уровне. Кажется, что в монастыре безгрешная жизнь И, что монахи как ангелы. Это иллюзии. Или начинают любоваться внешним видом монастыря. Паломники, возвращаясь из Пюхтиц[29], с восторгом мне говорят: «Батюшка, какое там пение, какие там розы в монастырском саду!» А я говорю: «Там есть не только розы, но и скотный двор. И если бы вы вошли в монастырь не Святыми вратами, то вы бы увидели старых уже женщин, которые выгребают навоз из коровников, носят воду, колют дрова, пекут хлеб. А в это время кто–то поет ангельскими голосами на клиросе». Как говорил монах одного из западных монастырей: «если ты, сидя в коровнике и доя корову, думаешь, что кто–то, кто сейчас поет в монастырском храме ближе к Богу, ты неправильно понимаешь Бога».

Монастыри были, есть и будут. В древние времена они были очень разнообразными. У нас сейчас стараются все как–то подогнать под один устав. Но вопрос: быть или не быть человеку в монастыре — это дело призвания. Потому что Иисус Христос говорит в Евангелии о скопцах духовных: они были, есть и будут.

Поступление в монастырь — это не поступление в институт, которое планируется. Когда меня спрашивают: «поступать в институт или не поступать?», говорю:

- Не поступать.

И на вопрос, поступать в монастырь или не поступать, отвечаю:

– Не поступать.

– А почему?