Таинство веры

О необходимости улучшения славянского перевода богослужебных текстов писал в прошлом веке святитель Феофан Затворник: «Иные службы у нас такие, что ничего не разберешь… Наши иерархи не скучают от нелепости, потому что не слышат, сидя в алтаре… потому что не знают, какой мрак в книгах – и это не по чему другому, как по причине отжившего век перевода… Новый перевод книг богослужебных неотложно необходим… У греков ведь идет постоянное поновление богослужебных книг… Я сличаю Октоих… Очень, очень много у греков новенького». 900-летие Крещения Руси, которое праздновалось в 1887 году, казалось святителю Феофану подходящим поводом для того, чтобы предпринять новый «упрощенный и уясненный» перевод всех богослужебных книг.[229] Такой перевод действительно был сделан в 1910-х годах, и несколько богослужебных книг накануне революции 1917 года удалось небольшим тиражом издать. Последующие события, однако, помешали распространению этих изданий и ознакомлению русской православной паствы с новым вариантом славянского перевода.

Молчание

«Когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него», – говорит Христос (Мф. 6:6–8).

Иногда спрашивают: «Зачем же нужно молиться, если Бог заранее знает, о чем мы будем Его просить?» Но молитва не есть только просьба чего-либо, молитва – это в первую очередь общение, встреча. «Молитва есть беседа ума с Богом», по слову Евагрия-монаха.[230] В молитве мы встречаемся с Богом Живым, Богом Личностью, Богом, Который слышит нас и отвечает нам, Который всегда готов прийти к нам на помощь по первому зову, Который никогда не изменит нам, сколько бы раз мы ни изменяли Ему. В молитве мы соприкасаемся с высшей реальностью, являющейся единственным истинным Бытием, по сравнению с которым всякое другое бытие, в том числе наша жизнь, является условным и относительным. Жизнь без молитвы, без богообщения – это только растянутый на годы путь к неизбежному концу, медленное умирание, «умерщвленная жизнь», как выражается преподобный Симеон Новый Богослов.[231] Мы живем постольку, поскольку приобщаемся к Богу, а приобщение к Богу происходит через молитву.

Почему Христос заповедует не многословить в молитве? Потому что молитва рождается не из слов и она не есть только сумма произнесенных нами прошений. Прежде чем произнести молитву, ее нужно услышать. Все великие произведения поэзии и музыки не были составлены поэтами и композиторами из отдельных букв или нот, но прежде родились где-то в глубинах души, прозвучали там, а потом уже воплотились в слова и звуки. Молитва тоже является творчеством – она рождается не в многословии, а в глубокой тишине, в сосредоточенном и благоговейном молчании. Прежде чем начинать молитву, нужно внутренне умолкнуть, отрешиться от обычного многословия и многомыслия, услышать тишину:

Слушай, сын, тишину…
Где идут отголоски ко дну.
Тишину, где немеют сердца,
Где не смеют поднять лица.[232]

Сердце, разум, уста, чувства должны «онеметь», слова и звуки – уйти на дно. «Достичь тишины – это самое трудное и решающее в искусстве молитвы. Тишина – не только негативное [состояние], пауза между словами, временное прекращение речи, но… в высшей степени позитивное – состояние внимательной бдительности, ожидания и прежде всего вслушивания. Исихаст (безмолвник), человек, достигающий исихии, – внутреннего покоя или тишины, есть… тот, кто слушает. Он слушает голос молитвы в своем сердце, и он понимает, что этот голос – не его собственный, но Другого, говорящего внутри него» (митрополит Диоклийский Каллист).[233] Как и всякая беседа, молитва есть диалог, и цель ее – не столько высказаться самому, сколько услышать Другого.