Тайны

Профессор сказал, что в Азии международное право применяется плохо, что даже в Константинополе есть очень жестокие люди, которое не признают никакого естественного права. Что же касается дурного обращения с пленными, то война вообще плохо подчиняется каким-либо правовым принципам и что этот вопрос представлялся очень трудным еще старому Гуго Гроциусу в его книге de jure belli et pacis[2]. В этом отношении можно говорить не столько о том, что справедливо, сколько о том, что хорошо и полезно. Убивать беззащитных пленных, конечно, нехорошо, но часто бывает полезно. В новейшее время, впрочем, турки избегают убийств, с удивительным благодушием щадят жизнь пленных, довольствуясь лишь тем, что обрезают им уши. Конечно, бывают случаи, что они не только убивают всех пленных, но при этом проделывают над ними всякие мерзости, какие только способно измыслить варварство. Например, известно, что таким мучениям подвергали греков, когда они впервые восстали, чтобы сбросить тятотевшее над ними иго. Тут профессор принялся, рисуясь богатством своих исторических познаний, говорить, сообщая мельчайшие подробности о тех пытках, какие были употребительны на Востоке. Он начал с простого отсекания носов и ушей, бегло коснулся вырывания и выжигания глаз, перешел к различным способам сажания на кол, упомянул о гуманном Чингисхане, приказывавшем привязывать людей между двух досок и затем распиливать их, и хотел перейти к медленному зажариванию в кипящем масле, как вдруг, к его удивлению, барон Теодор фон С. в два прыжка выбежал за дверь.»

В числе присланных бароном Ахациусом бумаг нашлась маленькая записка, на которой рукою барона Теодора фон С. были написаны следующие слова:

«О небесное, прекрасное, милое существо, есть ли такие мучения смерти или даже самого ада, каких бы я, победоносный герой, не мог перенести ради тебя! Нет, ты должна быть моей, хотя бы мне грозила мученическая кончина… О природа, жестокая природа, зачем ты создала таким нежным, чувствительным не только мой дух, но и мое тело, так что я страдаю от малейшего укуса блохи! Зачем, о зачем я не могу видеть, не лишаясь чувств, крови, по крайней мере своей!..»

Второй листок

Этот листок заключает в себе отрывочные заметки о поступках и поведении барона Теодора фон С., написанные кем-то из посещавших его лиц и предназначенные для сообщения Шнюспельпольду. Рука незнакомая и часто трудно разборчивая. По приведению отрывочных заметок во взаимную связь, получается следующее: