Тайны Афганистана

Какая разница, используют ли они в качестве символа цветок лотоса с тысячей лепестков, святой Грааль или крест, как христиане, зеркало, как буддисты, звезду Давида или инь-ян. По словам Кена Уилбера, «история может быть переосмыслена, и вместе с ней — накопленный трансцендентальный опыт, который не является плодом какой-то особой идеологии, но разделяется многими идеологиями». Олдос Хаксли сказал, что мир и все его создания суть выражения божественной реальности, на которой они зиждятся. Тем самым, выполняя необходимые упражнения, которые предлагают некоторые традиции, люди не только могут познать эту реальность, но, что еще важнее, могут испытать единение с божественной основой. Несомненно, именно древние традиции передают нам знание о божественной основе, являющейся нашей истинной природой. Однако в большинстве случаев приходится погружаться в самую глубину этого знания, теоретически и практически применяя техники, которые позволяют нам выйти за границы собственного сознания.

Омар Али-шах, о котором мы уже говорили ранее, глава крупного объединения тариков на Западе (среди прочих — в испанском городе Аркос-де-ла-Фронтера), пишет: «В течение по меньшей мере одиннадцати веков профессионалы „традиции“ работали в Европе. Они сформировали методы и формы обучения и правила поведения, позволяющие избежать девальвации тайны». Этот учитель, живущий в Лондоне, говорит о многих людях, занимавших высокие должности в европейских институтах, например во Всемирном Банке, и бывших последователями суфизма, пытавшихся передать «традицию» и разумно применявших ее в повседневной жизни. Как полагает Омар Али-шах, чем прочнее контакт с «традицией», тем больше энергии будет перетекать между человеком и «традицией», и тем больше энергии может накопить человек. Это не означает, что мы немедленно должны примкнуть к суфийской тарике или буддистской общине, чтобы вступить в контакт с «традицией». Просто надо помнить, что «традиция» постоянно присутствует здесь, вокруг и внутри нас, и ее энергия постоянно течет, передаваясь человеку, как только он вступает с ней в духовный контакт.

Лично я полностью согласен с тем, что Умберто Эко говорит в своей книге «Маятник Фуко»: «Не ходите туда, где берут деньги за вход. Настоящее кандомбле — то, где вас ни о чем не просят, не просят даже верить».

Глава IX ТРЕТИЙ РЕЙХ: НОЧЬ НЕВЕЖЕСТВА

Когда в первый раз пошел я к людям, совершил я глупость отшельника, великую глупость: я явился на базарную площадь. <…>

Вы, высшие люди, этому научитесь у меня: на базаре не верит никто в высших людей. И если хотите вы там говорить, ну что ж! Но толпа моргает: «Мы все равны».

Ф. Ницше. Так говорил Заратустра

Я слышу голос, который вы не слышите, и он говорит мне, чтобы я не оставался здесь. Я вижу руку, которую вы не видите, и она подает мне знаки, чтобы я уходил.

Тиккелл

Дайте мне четырех людей, упорствующих в самом абсурдном убеждении, и я уверен, что смогу с их помощью убедить в том же еще две тысячи человек.

Фонтанель

Вы никогда не думали, что существуют вещи, которые невозможно понять, и, несмотря на это, они существуют. Что некоторые люди видят вещи, а другие нет?

Брем Стокер. Дракула

В эпоху Третьего Рейха интерес к афганскому эзотеризму, вне всякого сомнения, достигает своего наивысшего подъема, возможно, потому, что Гитлер верил, будто отчасти в этой стране находятся корни арийского народа. В то время уже многие историки уверяли, что арии происходили от индоевропейских народностей, населявших степи Центральной Азии, возможно, Украины или расположенные на той же широте предгорья на севере Кавказа. С точки зрения историков Третьего Рейха, в иранцах и в некоторых афганцах текла арийская кровь, поскольку арийцы проходили по территории этих двух стран между 1500 и 1400 годами до н. э.

Эта «арийская» мания была столь сильной, что, ведя военные действия в России во время Второй мировой войны, нацисты подняли знамя с черной свастикой на вершине Эльбруса, легендарном для арийцев месте, окруженном преданиями, отсылающих нас к обширной литературе о Центре мира. Этот жест не был только демонстрацией военной победы, он имел очень глубокое символическое значение, которое привело фюрера в восторг.