Честь наладить работу поста слежения за движением немецких подводных лодок выпала на долю одного из бывших сотрудников Реджинальда Холла — капитана 3 ранга интендантской службы Тринга, работавшего в 1916–1918 годах с потоком дешифрованных немецких радиограмм в знаменитой комнате 40. Тринг, которому было уже за шестьдесят, вернулся на службу в 1938 году, чтобы организовать и расширить начатую Дэннингом работу, которую мы описали во второй главе; сам Дэннинг к тому времени переключился на слежение за действиями надводных сил противника. Обладая неоценимым опытом в этой сложной, требующей огромного напряжения ума деятельности, Тринг принес с собой присущий ему и совершенно необходимый для разведчика на таком участке непоколебимый скептицизм. Он хорошо знал, насколько трудно заявить с полной уверенностью о потоплении той или иной подводной лодки противника. Получив донесение эскортных кораблей или самолета берегового командования о потоплении подводной лодки, каким бы красочным ни было описание этого события, Тринг, бывало, только насмешливо фыркал. Писатель-романист и критик Чарльз Морган, служивший в разведывательном управлении ВМС с 1939 по 1943 год, записал свое впечатление о Тринге в то время, когда его осторожность и скептицизм подвергались обстрелу со стороны другого ветерана времен Джелико — первого лорда адмиралтейства Черчилля.
«Некоторые выходили из себя и гневно осуждали Тринга за его скептицизм, но он по-прежнему невозмутимо «сидел в центре своей паутины». На него не действовали ни «масляные пятна», ни «плавающие трупы немецких моряков», ни какие-либо другие «неопровержимые дополнительные доказательства» потопления лодки. Тринг в таких случаях лишь неохотно соглашался на оценку «вероятно, потоплена». Любой доклад о потоплении лодки он встречал с сомнительным ворчанием до тех пор, пока не получал действительно неопровержимые доказательства».
Выучка и советы Тринга принесли огромную пользу тем, кто оказался на его месте в январе 1941 года, когда здоровье самого Тринга начало заметно сдавать; должность Тринга занял адвокат Уинн. Назначить на этот ответственный пост гражданского человека, да еще в самом начале войны, — это было смелое решение, которое, кстати, поддержал начальник отдела ПЛО того времени капитан 1 ранга Джордж Кризи. Кризи вспоминает, как он обсуждал кандидатов с Годфри и как он почувствовал облегчение, когда убедился, что начальник управления полностью разделяет его мнение, что Уинн — самый подходящий человек на этот пост. Они согласились, что, хотя за деятельностью оперативно-информационного центра должен будет наблюдать один из кадровых офицеров, высоко образованный гражданский сотрудник вполне справится с этими обязанностями при условии, что он сможет консультироваться с одним-двумя опытными моряками.
Как раз в это время — к концу 1940 года — начали давать результаты новые методы анализа и дедукции движения немецких подводных лодок. В течение первого года войны отделение «8S», как тогда его называли, представляло собой не что иное, как хранилище собранной информации о прошедших действиях и текущих перемещениях немецких подводных лодок в море. Картотеки и карты этого отделения содержали главным образом данные о прошедшем, а не о настоящем и, что было бы еще важнее, не о будущем периоде. Говорят, что однажды начальник оперативного управления штаба Флота метрополии — в то время им был капитан 1 ранга Эдвардс — заявил Трингу: «Все это очень интересно и поучительно; но почему бы вам не попытаться подумать и подсказать нам, что противник намеревается сделать в течение следующей недели или завтра?» Тринг к идее, которую он назвал «гаданием», отнесся весьма скептически, но его заместитель Уинн считал, что дело стоит того, чтобы по крайней мере попытаться.