[…] Ежовым персонально на Цесарского было возложено рассмотрение так называемых «альбомных дел» (по массовым операциям). За вечер он совместно с Минаевым просматривал до 3–4 тысяч дел. Я как-то заметил ему, как можно так рассматривать дела, ведь такое рассмотрение дел — сплошное преступление. «Не преступление, а так надо… Ежов знает это не хуже тебя, вмешиваешься ты не в свое дело, — сердито ответил Цесарский.
[…] В частности, когда он вел следственное дело Булаха107
и Кагана108 (зам. Люшкова) в их показаниях было указание на то, что массовые необоснованные аресты они вели во вражеских целях. Помню, как ЕЖОВ рассвирепел, прочтя эти показания, и приказал ему немедленно их переделать.[…] Из бесед с ним
Вопрос:
В ходе следствия с достаточной ясностью установлено, что вы являетесь активным участником антисоветского заговора.Намерены ли вы теперь дать показания о своей преступной работе?
Ответ:
На предыдущих допросах я показывал о целом ряде фактов преступной практики работы бывшего руководства НКВД. В этих преступлениях я также принимал участие и признаю себя в этом виновным109Эти преступления не были случайными, а являлись результатом предательской работы заговорщической организации в НКВД, возглавлявшейся бывшим наркомом внутренних дел Н. ЕЖОВЫМ.
Вопрос:
То есть, вы признаете, что являлись участником антисоветского заговора в НКВД?Ответ:
Да, признаю.Вопрос:
Когда вы примкнули к заговорщической организации?Ответ:
В заговорщическую организацию, действовавшую в органах НКВД, я был завербован осенью 1937 года в период моей работы начальником секретариата НКВД.Вопрос
: Кем вы были завербованы в антисоветский заговор?Ответ:
В заговорщическую организацию я был завербован бывшим Наркомом внутренних дел СССР Н. ЕЖОВЫМ…Вскоре после вступления в эту должность я столкнулся с рядом вопиющих, как мне вначале казалось, недостатков в работе, а на самом деле это были явные преступления.
Вопрос:
О каких недостатках вы говорите?Ответ:
Эти «недостатки» заключались в искривлении и искажении следственной работы, фальсификации дел, массовых необоснованных арестах, полном развале агентурной работы и т. д. […] При своих служебных докладах я обращал его внимание на указанные выше факты.Вопрос:
Как на это реагировал ЕЖОВ?Ответ:
В большинстве случаев ЕЖОВ никак не реагировал на мои доклады.Вопрос:
И что же дальше было?Ответ:
Однажды, в сентябре или октябре 1937 года, когда я ЕЖОВУ докладывал материалы о явно преступном проведении массовой операции по одной из областей, ЕЖОВ вдруг вскочил и возбужденно мне сказал: «Я вас считал более толковым человеком, чем вы оказались. Далеко вам до ДЕЙЧА«Это уже поняли, — сказал ЕЖОВ, — и ЦЕСАРСКИЙ, и ЛИТВИН, не говоря уже о НИКОЛАЕВЕ, СЛУЦКОМ, ВЕЙНШТОКЕ, МИНАЕВЕ и многих других, которые работают неплохо, выполняя мои задания».
Вопрос:
Что это за «общее дело», в котором ЕЖОВ предложил Вам принять участие?Ответ:
Из этого разговора с ЕЖОВЫМ я отчетливо понял, что все преступления, о которых я сигнализировал ему, проводились по прямым указаниям ЕЖОВА и что эти преступные действия направлены против партии и советской власти, тем более, что он прямо заявил, что все это делается лично по его директивам […]Вопрос:
Какие конкретные указания по предательской работе вам дал ЕЖОВ?Ответ:
ЕЖОВ сказал, что мне необходимо:Следить, чтобы в ЦК ВКП(б) не попали какие-либо сигналы из НКВД о «нашей работе».
Направлять в ЦК ВКП(б) материалы, которые только с положительной стороны характеризуют нашу работу и все проводимые нами оперативные мероприятия.
Следить за разговорами и настроениями в наркомате и информировать об этом его — ЕЖОВА.
Ни одно разоблачительное заявление, касающееся работы НКВД или отдельных работников никуда не отправлять (куда бы эти заявления не были адресованы), а передавать их лично ему — ЕЖОВУ.
Уметь «отвечать» на заявления, присылаемые для проверки из секретариата ЦК110
.Вопрос:
Когда у вас с ЕЖОВЫМ был этот разговор?