Тайны Баден-Бадена

«Может быть, его не окажется у себя, — сообразил Михаил, шагая по дороге, ведущей в Баден. — Тогда я оставлю ему пару любезных слов на визитной карточке и просто поднимусь к Назарьевым, которые живут в той же гостинице».

Жизнь так устроена, что если бы Авилов рвался встретиться с Гончаровым, того почти наверняка не оказалось бы на месте; но раз уж писатель в глубине души хотел как раз обратного, нет ничего удивительного в том, что Иван Александрович оказался у себя. Судя по всему, Гончаров пребывал в хорошем расположении духа, потому что Михаил не заметил в его обхождении тех черт, которых опасался. Иван Александрович был настолько любезен, что даже предложил посетителю одну из своих сигар, а они у Гончарова всегда были первоклассные. Михаил признался, что не курит, но благодарит за предложение. Больше всего ему хотелось сейчас говорить о литературе; как и многие начинающие авторы, он полагал, что писательское ремесло таит в себе некие секреты, которые могут раскрыть только опытные коллеги, если, конечно, захотят. Чтобы задобрить собеседника, Михаил рассказал, что первой книгой собеседника, которая ему попалась, был «Фрегат «Паллада», после которого он прочитал и остальные книги Ивана Александровича. Гончаров, казалось, выслушал его не без удовольствия, извинился, что не читал «Дом на улице Дворянской», и прибавил, что он вообще мало сейчас читает, в особенности — незнакомых ему писателей. Его собеседник, дивясь самому себе, бойко ответил, что эта вещичка вряд ли заслуживает внимания мэтра, потому что автор только недавно начал публиковаться и, конечно, ему многому предстоит научиться. Гончаров оживился и заметил, что учиться можно за счет читателя, публикуя незрелые вещи, но уместнее все же доводить написанное до совершенства и только потом печатать. Вообще разборчивость писателю совсем не вредит, особенно когда дело касается творчества.

— Посмотрите, например, на Ивана Сергеевича — он уже не творит, а сочиняет. Что такое его «Дым»? Просто кучка нигилистов, написанная по трафарету… Вы хорошо его знаете, кстати? — прибавил он с неожиданной подозрительностью.

Михаил ответил, что Тихменёв обещал познакомить его с Тургеневым, но знакомство до сих пор не состоялось, а самому ему неловко беспокоить знаменитого писателя.

— Будьте с ним осторожны — он большой мастер присваивать чужие замыслы. Свой последний роман тоже украл у меня, переиначив, конечно, — у меня был мираж, а он сделал дым, — сказал Гончаров, усмехаясь, и на его добродушном полноватом лице возникло странное выражение, которое заставило Михаила усомниться, в своем ли уме находится его собеседник. Авилов поторопился сменить тему и заговорил о своих знакомых, которые недавно перебрались в «Европу» из более скромной гостиницы.

— Ах, кажется, я знаю, о ком вы, — сказал Иван Александрович. — У них еще такая шумная собачонка.

И он заговорил о своей собачке Мимишке, которую ему пришлось оставить в Петербурге и по которой он сильно скучал. Он с видимым удовольствием описывал ее проказы и среди прочего рассказал, как купил ей золотой с бархатом ошейник.

— Впрочем, наверное, это вам не слишком интересно, Михаил Петрович, — словно спохватился он под конец. — Вы ведь все с графинями общаетесь, с княгинями, а я тут о собачке да о собачке…

«Уж лучше бы обругал, ей-богу, — подумал Михаил, мрачнея. — Получается, он потому так любезен со мной, что видел меня с Хилковой и с Верой Андреевной?»

А Гончаров меж тем стал расспрашивать его, давно ли он знаком с Марьей Алексеевной и с графиней Вильде. Михаил занервничал, у него даже мелькнула мысль, уж не принимают ли его за человека, который пытается делать карьеру с помощью женщин, но тут явился Тихменёв, как всегда, напоминающий жизнерадостного медведя, и Авилов напомнил, как редактор представил его Вере Андреевне.

— Не слишком доверяйте этой даме, — сказал Платон Афанасьевич, — я достаточно навидался таких, как она: от скуки ищет себе новую игрушку, потом наиграется и выбросит. — Сочтя, что он уже сказал все, что должен был сказать, редактор повернулся к хозяину: — Кстати, вы уже слышали про Осоргина?

— Это который игрок? — спросил Гончаров. — Нет, не слышал.

— Его француженка вчера устроила скандал, била посуду и грозилась выброситься в окно. — Редактор засмеялся. — Ревность! Ну а Григорий Александрович ей возьми и скажи: выбрасывайтесь сколько хотите, сударыня, мы все равно на первом этаже…

— А она что?

— Говорят, пистолет на него наставила и даже выстрелить успела, но промахнулась. Ну, он пистолет отобрал и велел горничной собирать вещи хозяйки. И выставил ее с чемоданами за дверь.

— То-то я вчера удивился, что не видел его в казино, — сказал Гончаров. — Любопытно смотреть, как он играет. Он умеет задавать тон, этого у него не отнимешь. Большинство игроков только суетится без толку.

— Федора Михайловича видели на рулетке?

— И на рулетке, и потом. Познакомил он меня со своей женой, очень милая молодая женщина. И, по-моему, с характером.